Наследование по завещанию

способность к составлению завещания зависела от наличия двух условий:

1) сознательности воли завещателя в момент составления завещания;

2) дееспособность завещателя в момент открытия наследства.

Законом определялось, что все завещания должны были быть составлены в

здравом уме и твердой памяти (т. X ч.1 ст. 1016). Недействительными

признавались завещания душевно-больных (безумных, сумасшедших,

умалишенных), когда они были составлены или в момент помешательства (т. X

ч.1 ст. 1017). Завещание душевнобольных было недействительным и в том

случае, если последние не были признаны таковыми в установленном порядке. В

этом случае впоследствии при основании законности завещания допустимо было

ссылаться на свидетельские показания, другие доказательства, в том числе и

на само содержание завещания. С другой стороны, помешательство,

предшествующее или последующее составлению завещания не имели влияния на

его действительность. Недействительными признавались также завещания

самоубийц (т. X ч.1 ст. 1016, 1017), поскольку закон, испытывая влияние

религиозных норм, связывал недействительность завещания самоубийц с

ненормальностью психического состояния последних. Впрочем, судебная

практика (Кассационное решение Сената 1892 г., №4) исходила из того, что

недействительными признавались завещания самоубийц, составленные ими

непосредственно перед самой смертью, если доказано будет наличие душевного

расстройства, которое привело к лишению себя жизни

Действительность завещания предполагала также наличие дееспособности у

завещателя в момент составления завещания (т. X ч.1 ст. 1018). Не обладали

дееспособностью несовершеннолетние. Совершеннолетними признавались лица,

достигшие 21 года. Исходя из толкования ст. 1018 Свода, признавались

недействительными завещания лиц, достигшие 17 лет, даже и в том случае,

когда завещания составлялись за подписью и с согласия их попечителей. Как

справедливо замечает В. И. Синайский, это значительно ущемило завещательные

права лиц, вступивших в брак до 21 года и призванных с 20 лет на военную

службу.[11]

За отсутствием дееспособности признавались недействительными завещания

лиц, лишенных по суду всех прав состояния (т. X ч.1 ст. 1019). Но здесь,

как отмечает большинство русских цивилистов, существовали противоречия

между гражданским, уголовным законодательствами и судебной практикой.

Согласно гражданскому законодательству моментом, с которого указанные лица

лишаются права завещать является объявление приговора. Уголовное

законодательство связывало наступление данных последствий со вступлением

приговора в законную силу, а Сенат, в свою очередь, с обращением приговора

к исполнению (Кассационное решение Сената 1878 г., №92).

Недействительными признавались

завещания монашествующих низших степеней, как добровольно подвергшихся

смерти в мире светских отношений. Данный результат наступает с момента

пострига и до этого времени вступающий в монашество мог распоряжаться своим

имуществом, в том числе и завещать его. (т. X ч.1 ст. 1223 Свода). Из

общего правила о недействительности завещаний монашествующих было

исключение в пользу монашествующих властей (архиереев, архимандритов и

т.д.), которые с известными ограничениями могли завещать свое имущество (т.

X ч.1 ст. 1025, 1187 Свода).

Как уже отмечалось выше, лица в пользу которых составлялось завещание

должны были быть способны к приобретению наследственного права, на

завещанное имущество. Данная способность должна была иметь место не в

момент составления завещания, а в момент принятия наследства.

Закон устанавливал несколько ограничений в способностях к принятию

наследства по завещанию:

1) запрещалось завещать недвижимые дворянские имения лицам, не

имеющим права владеть ими (т. X ч.1 ст. 1028 Свода);

2) не имели силу завещания недвижимого имущества в пользу евреев,

полянов и других иностранцев тех местностях, в которых они не

могли владеть недвижимостью или могли приобрести ее только в

силу наследства по закону;

3) недействительными признавались завещания в пользу

монашествующих, если по времени открытия наследства состоялся их

постриг (т. X ч.1 ст. 1025, ст. 1067 п. 3 Свода);

4) всем служащим в карантинных учреждениях запрещалось получать

какую-либо часть из имения умершего в карантине завещателя, если

они не имели законного права наследования или если завещание не

было составлено до помещения в карантин (т. X ч.1 ст. 1067 п.5)

Лицо, в пользу которого было составлено завещание, должно было уже

родиться или быть зачатым к моменту открытия наследства (т. X ч.1 ст. 1026,

1106 п.2 Свода). Завещательные распоряжения в пользу лиц, которые могли

родиться в неопределенное время признавались недействительными.

Г. Ф. Шершеневич поставил вопрос о возможности завещания в пользу еще

не существующих юридических лиц (организация за счет средств наследодателя

санатория, музея и т.п.). На основании анализа действовавшего в то время в

России законодательства он дает отрицательный ответ, поскольку согласно

требованию закона лица, в пользу которых производится завещательное

распоряжение, должны были быть четко обозначены (т. X ч.1 ст. 1026)[12].

Содержание завещания представляет собой внутреннее условие

действительности завещания. Согласно определению законодателя, в

дореволюционной России внутреннее условие действительности завещания

составляла прежде всего точность его содержания (т. X ч.1 ст. 1026 Свода).

О точном указании лиц, которым завещается имущество мы уже говорили выше.

Отсутствие в завещании указания на конкретный размер наследственной доли

каждого наследника не приводил к недействительности. В этом случае доли не

признавались равными и их размер соответствовал размеру долей в случае

наследования по закону.

В русском дореволюционном наследственном праве мы сталкиваемся с

законодательным ограничением воли наследодателя. В условиях отсутствия в

русском дореволюционном наследственном праве института обязательной доли

интересы семьи охранялись с помощью института родовых имуществ,

выступившего в качестве своеобразного суррогата обязательной доли. Суть

этого института состояла в том, что родовые имения не принадлежали

свободному распоряжению собственника ни по завещанию, ни по дарению.

Распорядиться родовым имуществом собственник мог лишь в двух случаях:

1) если он не имел ни детей, ни иных нисходящих по прямой линии

родственников и в этом случае, минуя своих ближайших наследников м не

взирая на степени родства, лицо могло составить завещание в пользу любого

родственника, но лишь «того рода, из которого досталось завещаемое

избранному или наследнику имущество» (т. X ч.1 ст. 1068 п.2 Свода);

2) при наличии нисходящих по прямой линии родственников, завещатель

был вправе оставить свое родовое имение или часть его некоторым нисходящим

и даже одному из них(т. X ч.1 ст. 1058 п.1 Свода).

Законодатель, впрочем, предусматривал возможность завещания родовых

имуществ тем лицам, которые получили бы это имущество и без завещания.

Русское дореволюционное наследственное право не знало института

подназначения наследника на тот случай, если бы лицо, призванное к

наследованию в первую очередь, по каким-то причинам не приняло открывшегося

наследства (субституция). Допускалось лишь назначение «добавочного»

наследника на тот случай, если назначенное наследодателем в первую очередь

лицо умрет раньше смерти наследодателя, т.е. до открытия наследства. Но в

данном случае имела место не субституция в подлинном смысле этого слова, а

назначение наследника самому себе. Небезынтересна мысль Г. Ф. Шершеневича о

желательности фиденкомиссиарной субституции, когда в завещательном

распоряжении наследнику дается поручение передать, на случай своей смерти

движимость или недвижимость другому лицу, также указанному в завещании.[13]

Подводя итоги рассуждениям о содержании завещания с точки зрения его

действительности в русском дореволюционном наследственном праве, мы можем

отметить отсутствие законодательного запрета условных и срочных завещаний.

Возможность составления такого рода завещания подтвердилась и судебной

практикой (например, Кассационное решение Сената 1888 г., № 63). Лишь в

отношении родового имущества уловные и срочные завещания были недопустимы в

силу того, что право на них принадлежало наследникам в силу самого закона.

Внешним условием действительности завещания является соблюдение

установленном формы. До 1917 года мы видим следующие формы завещаний:

1) общая форма (нотариальные и домашние завещания);

2) особенная форма, которая являлась исключение из первой и

допускалась лишь в установленных законом случаях при наличии

определенных условий.

Во всех случаях признавалась лишь письменная форма и словесные

завещания никакой силы не имели (т. X ч.1 ст. 1023 Свода).

Нотариальные завещания совершались в личном присутствии самого

завещателя в конторе нотариуса или на дому у завещателя в случае болезни

или при наличии других уважительных причин (т. X ч.1 ст. 1036 Свода). При

совершении нотариального завещания должны были находиться три свидетеля,

которые могли бы удостоверить личность самого завещателя. В особых случаях

(например, когда свидетелем был духовник завещателя) было достаточно двух

свидетелей. Свидетели удостоверяли своей подписью два обстоятельства:

подлинность завещателя и нахождение завещателя в здравом уме и твердой

памяти при предъявлении им завещания свидетелям для подписи (т. X ч.1 ст.

1050 Свода). Присутствие свидетелей при составлении завещания не

требовалось, свидетельством чему являлось допустимость составления так

называемых «тайных завещаний». Права быть свидетелем лишались:

1) лица, в пользу которых было составлено завещание;

2) родственники этих лиц до четвертой степени и свойственники до

третьей степени, если завещание делалось не в пользу прямых

наследников;

3) душеприказчики и опекуны, назначенные по духовному завещанию;

4) лица, которые не имеют права завещать, за исключением

монашествующих;

5) лица, которые по общим законам не допускались к свидетельству по

делам гражданским.

Помимо указанных категорий, в числе свидетелей совершения нотариальных

завещаний не могли быть и лица, не допускаемые в свидетели нотариальных

актов вообще.

Проект завещания или завещателем или нотариусом и прочитывался

последним. При наличии согласия завещателя с изложением акта, проект

завещания вносился в актовую книгу и снова прочитывался нотариусом, но уже

в присутствии свидетелей. После этого акт подписывался завещателем и

свидетелями в актовой книге. Подлинными нотариальным завещанием

признавалось завещание, внесенное в актовую книгу. Завещателю выдавалась

выписка из актовой книги. Производство данного нотариального действия

подтверждали свидетели своими подписями в реестре нотариуса. Выписка,

выданная завещателю, была равносильно подлинному завещанию. Но в случае

спора о несходстве между двумя этими документами преимущество отдавалось

подлинному, если в нем не оказывалось в спорных статьях подчисток и

поправок, не оговоренных надлежащим образом (т. X ч.1 ст. 1039, 1040

Свода). Вторичная и последующая выписки могли выдаваться только самому

завещателю или его поверенному при наличии у последующего соответственной

доверенности (т. X ч.1 ст. 1042 Свода). В обязанности нотариуса не входило

рассмотрение и разъяснение законности завещательных распоряжений. Задача

нотариуса ограничивалась удостоверением и установлением способности лица

составить завещание.

Преимущество нотариальной формы перед домашней, о которой мы будем

говорить ниже, состояло в том, что против подлинности нотариальных

завещаний мог быть предъявлен только иск о подлоге и заявление в

подлинности нотариальных завещаний не допускалось. Завещание, не признанное

в силе нотариального, не терло силы домашнего, если при его составлении не

были нарушены правила, установленные для домашних завещаний (т. X ч.1 ст.

1035 ч. 1 Свода).

Домашние завещания, составляемые без участия нотариуса, в силу своего

характера были обставлены законодателем более строгими формальными

требованиями.

Как уже говорилось выше, для удостоверения подлинности домашнего

завещания требовались подписи трех, а в некоторых случаях двух свидетелей.

О том, кто не мог быть свидетелями уже упоминалось.

Свидетели своими подписями удостоверяли:

а) подлинность воли (т.е. лицо, предъявившее им завещание являлось тем

самым лицом, которым завещание было сделано и подписано);

б) сознательность воли (при предъявлении свидетелям завещания в здравом

уме и твердой памяти). (т. X ч.1 ст. 1050 Свода)

Таким образом, хотя закон прямо об этом не говорил, допустимо было, что

содержание завещания свидетелям могло быть и неизвестно.

Если завещание было написано не самими завещателем, а другим лицом, то

помимо подписи завещателя требовалась подпись того, кто писал завещание

(переписчика), а если завещатель был неграмотным, то и подпись того лица,

которое за него подписалось (рукоприкладчик). Соединение в одном лице

переписчика, рукоприкладчика и свидетеля не допускалось (т. X ч.1 ст. 1048

Свода). Завещания без подписи переписчика не принимались к утверждению.

Исключение составлял случай явки в суд самого переписчика (т. X ч.1 ст.

1049 Свода).

Домашнее завещание не должно было быть написано на отрывках листа или

клочках бумаги – только целый лист любого формата, пусть бы даже он состоял

из двух половинок (т. X ч.1 ст. 1045 Свода). Домашние завещания, написанные

на нескольких листах не рукой завещателя, скреплялись подписями завещателя

и рукоприкладчика на каждом листе (т. X ч.1 ст. 1035 Свода). Закон не

оговаривал способ написания завещания, в том числе не было препятствий к

использованию пишущей машинки. Выбор языка был предоставлен на усмотрение

завещателя. Описей, подчистки и поправки должны были быть оговорены в

подписи завещателя.

Домашние завещателя после его составления могли храниться у самого

завещателя, у другого лица, а также могли быть переданы на хранение органу

публичной власти, чаще всего нотариусу. Последний выдавал расписку в

получении завещания на хранения на хранение или составлял нотариальный акт

о принятии документа.

Помимо указанных общих форм завещаний Русское дореволюционное

наследственное законодательство допускало и особые формы завещаний:

1. Военно-походные завещания, которые допускались в период нахождения

войск в походе за границей для военных чиновников и лиц, служащих в армии.

Эти завещания составлялись и заверялись в военно-походных канцеляриях и

получали силу нотариальных (т. X ч.1 ст. 1071 Свода). С окончанием похода

данные завещания не теряли своей силы и были действительными неограниченное

время в дальнейшем.

2. Военно-морские завещания, составленные на военном или другом

казенном судне во время похода и отдаваемые на хранение корабельному

начальству. Эти завещания получали силу нотариальных (т. X ч.1 ст. 1072

Свода). Данное качество не получали завещания, сделанные даже и в период

военных действий, но на кораблях торгового флота, не принадлежавших казне.

3. Госпитальные завещания допускались в военных (сухопутных и морских

госпитальных) для лиц, состоящих на военной службе и находящихся на

лечении. Эти завещания подписывались помимо завещателя госпитальным

священником, дежурным врачом или ординатором и дежурным офицером. Вместо

последних завещание могло подписываться смотрителем госпиталя (т. X ч.1 ст.

1081 Свода). Данному виду завещаний не присваивалось сила нотариальных (т.

X ч.1 ст. 1035 Свода). Как справедливо замечает Г. Ф. Шершеневич, в данном

случае мысль законодателя о выделении госпитальных завещаний в особую форму

не совсем улавливается, поскольку фактически нет различий в порядке

составления домашних завещаний в обычных лечебных учреждениях и

госпитальных завещаний (в частности, обязательное наличие трех свидетелей,

круг которых определен законодателем, в последнем случае)[14].

4. Заграничные завещания, допускавшие завещания, совершаемее русскими

подданными за границей «по обряду той страны, где они будут писаны» (т. X

ч.1 ст. 1077 Свода). Согласно этому определению допускались лишь письменные

завещания, даже если законы другой страны допускали устные завещания. Для

придания такому завещанию нотариальной силы требовалось зарегистрировать

данное завещание в русской миссии или консульстве (т. X ч.1 ст. 1078

Свода).

5. Крестьянское завещание. Упрощенный порядок совершения данного вида

завещаний состоял в том, что они совершались сельскими обывателями в

волостном правлении, если стоимость завещаемого имущества не превышала 100

рублей. Завещательная воля объявлялась словесно самим завещателем в

волостном правлении в присутствии его членов и двух свидетелей. После чего

завещание записывалось в книгу сделок и договоров. На основании сходства

дальнейшей процедуры (выписка из книги выдавалась завещателю и т.д.) с

процедурой, совершаемой в отношении нотариальных завещаний, Г. Ф.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14