Политическая модернизация России в посткоммунистический период

мысль можно было бы определить как появление у России возможности двигаться

в направление либерально-демократических изменений, характеризующем иной

вектор развития общества. Таким образом, В. Согрин предлагает в качестве

варианта, рассмотрение современной российской модернизации как результата

естественной конкуренции различных общественных систем 20-го века. В связи

с этим, в свете теории модернизации, современная радикальная трансформация

российского общества, по мнению политолога, может быть разделена на три

этапа (49): первый – 1985–1986 гг. – характеризуется использованием по

преимуществу командно-административных мер реформирования советского

общества; второй этап – 1987-1991 гг. – связан с политическими изменениями

командно-административного социализма своего рода советской моделью

демократического социализма; с распадом СССР и концом коммунистического

режима в России начался третий этап модернизации, осуществлявшейся Б.Н.

Ельциным и радикалами уже по ”чистым” либеральным образцам.

Существует множество подходов в рамках разнообразных концепций,

исследующих модернизацию как в целом, так и занимающихся изучением ее

отдельных аспектов, которые предлагают отличные от выше приведенных

хронологические рамки рассмотрения российских преобразований

посткоммунистического периода. В качестве примера хотелось бы выделить

этапы отечественной модернизации, предлагаемые В. Елизаровым, который

рассматривает современные российские политические процессы в связи с

элитной трансформацией (50):

I. Латентный период (1985-1989гг.). В этот период создаются условия

для включения советской элиты (номенклатуры) в новые для нее виды

деятельности;

II. Период конверсии (1989-1991гг.). Подготовленная к переменам

номенклатура активно участвует в создании новых

институциональных, экономических и политических условий развития

страны;

III. Период конфронтации (1991-1993гг.). Для этого периода характерна

интенсивная политическая фрагментация;

IV. Период стабилизации (1993- начало 1998гг.). Период,

характеризующийся установлением нового расклада сил (после

силового введение правил игры), не позволяющий не одной из

фракций элиты занять доминирующее положение.

Мы намерено не будем продолжать представление множества различных

концепций и теорий политической модернизации России, которая предлагает ее

рассмотрение с различных позиций и точек зрения(51). Тем более что в

большинстве таких концепций авторы имеют сходные представления о событиях,

порождённых и повлекших политические процессы, имеющие предопределяющий

характер дальнейших изменений и модернизационных преобразований в России.

В связи с чем, выделяются приблизительно сходные хронологические рамки

исследования ключевых этапов базисных и периферийных процессов

трансформации в России.

Перед тем, как непосредственно перейти к рассмотрению политического

процесса, ограниченного посткоммунистическим этапом развития, хотелось бы

сказать несколько слов о причинах, предопределивших наше решение не

включать в рамки данного исследования период горбачевской перестройки (с

которого, собственно все и начиналось); почему в качестве отправной точки

предложенной работы, мы решили избрать период распада Советского Союза

(конец коммунистического режима) и ограничиться рассмотрением этапа

президентских выборов 1996 года, немного затронув процессы, отражающие

сегодняшнее, состояние политического развития России.

Несмотря на то, что большинство исследователей справедливо относят

начало современных процессов модернизации в России ко второй половине 80-х

годов, и связывают их, прежде всего с теми реформаторскими

преобразованиями, которые проводил М.С. Горбачев, стремясь раскрепостить

экономические и социальные потенции общества, в целом, этот период можно

охарактеризовать как “этап перехода к состоянию модернизационных

преобразований, который определил и обнажил существенную необходимость

трансформации российской действительности” и “явился подготовительной

фазой, предпосылкой собственно процесса модернизации”, (который многие

исследователи связывают с распадом СССР и концом коммунистического режима)

“осуществляющегося на либерально-демократической основе”(52).

В этой связи, хотелось бы отметить, что основная причина не включения

перестроечного периода в последовательную структуру процесса осуществления

модернизации в России заключается в том, что реформационные преобразования

перестройки и модернизационные процессы посткоммунистического развития

–можно охарактеризовать как этапы отличающиеся, по сути, внутренней логикой

развития, в соответствии с чем, их необходимо исследовать по отдельности.

Внутренняя “несовместимость” этих процессов заключается также в

неоднородности условий среды их протекания, которая наполняет формальные

политические процедуры (сопутствующие политическому процессу), адекватным

ее сущности содержанием. Альтернативные выборы, например, конечно, важны

как таковые. Но не менее важно и то, в каких условиях, при каких

обстоятельствах они происходят и каково содержательное наполнение

электорального процесса. В этой связи, хотелось бы подчеркнуть также

некоторую парадоксальную внутреннюю противоречивость процесса либерально-

демократической модернизации в условиях социалистического строя при

господстве коммунистической партии. Тем более что реакция общества на

перестроечные преобразования является наглядным тому подтверждением. “В

обществе («наученным» неудачными, обанкротившимися моделям модернизации,

общим знаменателем которых была социалистическая направленность) все шире

распространялось убеждение, что модернизации на социалистической основе

вообще не возможна” и что “за ее основу должны быть взяты те классические

образцы экономического и политического развития западных стран, которые

обеспечивали их ведущую позицию в мире”(53).

Ответом на это, как показывает история, была новая стратегия Горбачева,

которая породила вестернизациию процесса российской модернизации, то есть

внедрение в него моделей и механизмов, получивших классическое воплощение в

Западной цивилизации. Несмотря на некоторые подвижки, вызванные этими

процессами (оформился политический плюрализм, начало зарождаться

гражданское общество), тем не менее, вызывает сомнение их содержание,

наполнение которым определяется, прежде всего, условиями и внутренней

сущностью советской системы. И хотя история не терпит сослагательного

наклонения, дискуссионной также является возможность их дальнейшего

оформления и развития в более “совершенные” процессы и институты в условиях

поступательного развития на социалистической основе при универсальности

функционирования тоталитарных связей и элементов её институтов. Поэтому с

распадом СССР и концом коммунистического режима в России появилась надежда

“прогресса”, связанная с устранением (во всяком случая формальном, не

смотря на то, что они еще долго будут давать о себе знать) сдерживающих

механизмов Советского строя, мешающих потенциальному развитию России по

пути модернизации. “«Чистые», в модернизационном либерально-демократическом

смысле, преобразования начались в России с приходом к власти радикалов во

главе с Б.Н. Ельциным (конечно не без примесей отголосков прошлого

коммунистического развития и другого рода недостатков)”(54).

Мы, конечно, не отрицаем существенной роли, которую сыграли

реформационные преобразования перестроечного периода на развитие России,

разделяя, в частности, мнение Л.Гордона, рассматривающего этот период как

“попытку выйти за пределы исторически возможного, чтобы радикально,

продвинуться вперед” (это, кстати, получилось), однако “уйти еще

дальше”(55), преодолев элементы, сущность номенклатурной, коммунистической

традиции так и не удалось.

Еще одним из аргументов, предопределившим наш выбор начать исследование

политической модернизации России с посткоммуничтического периода, является

представление об “особости”, посткоммунистической модернизации.

Специфический характер модернизации обусловлен проблематичностью,

связанной с применимостью традиционных политологических подходов, а так же

сложности сопоставления российских преобразований с аналогичными процессами

в других странах. Что явилось подвижкой и основанием к созданию различных

моделей промежуточных форм политических режимов в России. Сущность этого

режима (не смотря на терминологическое многообразие, он имеет сходные

смысловые оценки в определении своей гибридной сути), но мнению многих

политологов, в последствии предопределила (как показывают дальнейшие

события) характер, мотивы, направленность модернизационных преобразований,

а так же сделала его основной движущей силой всех политических процессов

посткоммунистического развития России (временный режим ГКЧП в 1991 году,

вооруженное противостояние исполнительной и законодательной ветвей власти в

1993 году и т.п.).

Еще одним оправданием обоснованности выбора подобной хронологии

исследования политической модернизации – является особый интерес авторов к

посткоммунистическому развитию России, а так же особая актуальность этого

периода. Ведь именно рассматривая современные переходные состояния можно,

говорить о значительном (в сравнении с предыдущими этапоми) рывке России в

сторону демократии, плюрализма, становлении элементов гражданского

общества; о возникновении нового политического режима, который уже

достаточно окреп и проявил свою “состоятельность”, продемонстрировав

высокую степень внутренней эластичности и приспосабливаемости к новым

обстоятельством; стремление решать возникающие противоречия в

цивилизованных рамках.

Временная ограниченность исследования политического процесса

посткоммунистического развития 1991-1996 гг. продиктована так же некоторыми

объективными обстоятельствами: невозможностью вместить рассмотрение столь

сложной проблемы, отдельные аспекты которой претендуют стать предметом

рассмотрения нескольких диссертаций и научных работ – в рамки дипломного

сочинения. Учитывая так же некоторые существенные традиционные и

современные особенности российского политического развития: традиционно,

инициатива мобилизации социума на модернизационные преобразования исходят

“сверху”; сформирование основных черт российской власти под сильным

влиянием личности Б.Н. Ельцина и его амбиций; гибкость мимикричность

политического режима; чрезмерная персонификация российской политики,

заложенная в конституции 1993 года; зависимость общей политической

стабильности от действий одной личности, - свидетельствуют об авторитарном

характере направленности российских демократических преобразований, что в

будущем, на наш взгляд, предопределяет вектор развития дальнейших событий.

Анализируя эти черты, становится понятным, в каком русле будет развиваться

Россия и после президентских выборов (которые фактически легитимизировали

предшествующую политику и, фактически, дали карт-бланш для ее продолжения).

Современные политические события – достоверное тому подтверждение.

2.2. Политический процесс в России (1991- 1996гг.).

Актуальность проблемы посткоммунистической модернизации на сегодняшний

день, наверное, ни у кого не вызывает сомнение. Однако, то огромное

множество проблем и противоречий, с которыми России пришлось столкнуться, в

ходе осуществления модернизационных преобразований, непроизвольно

наталкивает на мысль о её значительно более сложном характере, чем принято

обычно считать в “классической” теории модернизации. Это послужило

предпосылкой к необходимости, при рассмотрении политической модернизации в

посткоммунистический период, включить в наше исследование изучение

политического процесса, без анализа которого, нам представляется

невозможным адекватно понять специфику и внутреннюю логику модернизационных

преобразований России.

Многочисленные процессы, происходившие в рамках постперестроечного

периода привели не только к серьезным трансформациям внутри политической

системы, преобразованиям ее институциональной, коммуникативной,

информационно-регулятивной подсистем, но и способствовали кардинальному

изменению в направлении, вектора политического развития, смене режима (с

которым многие связывают основную движущую силу модернизации в России(56)).

Начало посткоммунистического периода ознаменовали события августа 1991

г., распада СССР, а также уничтожение власти коммунистической партии.

Отражением этих событий стало “крушение государства–монстра и формирование

нового; разрушение плановой экономики и появление квазирыночных отношений;

возникновение плюрализма в политике и идеологии, формирование новой

геополитической реальности”(57).

Уничтожение власти партийно-государственного аппарата в период, когда,

с одной стороны, экономика ещё оставалась нерыночной, а с другой – все

институты поддержания общественного порядка были построены так, что могли

работать лишь под воздействием этого аппарата, сказалось на нарушении

функционирования всех систем жизнедеятельности общественного организма.

“Главным проявлением чрезмерного ослабления государственности явился именно

распад общественного порядка”(58).

В сложившихся условиях на смену государству пришёл “режим”, основное

оформление и становление которого пришлось на 1991 – 1993 гг. и

продолжается до настоящего времени. Речь идёт о “режиме-гибриде”, который

сформировался после событий сентября-октября 1993 г., когда конфликт

законодательной и исполнительной власти в 1992-1993 гг., завершился

вооружённой схваткой между ними, победой президентской стороны и

ликвидацией Советов(59).

Впрочем, однозначные категории к нынешнему политическому режиму в

России всё же вряд ли применимы. По сути - это гибридный, смешанный режим.

Специфические ключевые черты режима позволяют применить к нему такие

определения, как “делегативная демократия” Г. О’ Доннела(60), “авторитарная

демократия” Р. Саквы(61) или “ режим-гибрид” Л. Шевцовой(62). Применительно

к политическому процессу в России в его деятельности можно обнаружить

казалось бы несовместимые принципы: демократизм, авторитаризм, популизм,

олигархические методы. По мнению некоторых исследователей, “режимная

система возникает тогда, когда государство слабо институализировано, а в

обществе отсутствуют эффективные политические структуры”(63).

Характерная ситуация, для возникновения “режима”, сложилась в России

в “августовский период”. Причем, слабость институциональных и

общественных структур была связана не столько с развалом , сколько с

природой предшествующего политического устройства. Подчиненность

российского государства коммунистической партии нанесла серьезный ущерб его

институциональной структуре. “ Партия выполняла функции, которые в обычных

условиях являются прерогативой государства , и, действительно составляла

организующее ядро всей политической системы”(64). Устранение этого ядра, по

мнению Р. Саквы, могло привести “ к повторению анархии 1917г., когда

разрушение монархической власти полностью подорвало и способность

государства как такового к управлению”(65). В посткоммунистической России

,по мнению исследователя, этого не произошло лишь потому, что здесь уцелели

многие административные порядки, клиентарные связи и поведенческие нормы,

которые были восприняты следующим поколением ведущих политиков .

Рассматривая сходные политические процессы в странах Восточной Европы,

можно констатировать, что там, в ходе прощания с коммунизмом произошло

отслоение коммунистического режима от государства. В результате, имела

место относительно безболезненная ликвидация монополии компартии, не

затронувшая основные государственные институты, которые стали инструментом

реформ уже при новом – некоммунистическом режиме. Важным является и тот

факт, что в большинстве стран Восточной Европы, по мнению Л. Шевцовой,

после падения коммунизма возник консенсус всех политических сил и

подавляющей части общества относительно того, как жить дальше (66).

В России же, все произошло совершенно иначе: здесь приход к власти

“обновленного правящего класса, включившего в себя как старые кадры

партийных и хозяйственных прагматиков, так и новых карьерных профессионалов

из демократических рядов”(67), произошел через ликвидацию советского

государства. Этот факт имел неоднозначные последствия для реформ. Так,

отсутствие эффективных государственных институтов замедлило рыночные

преобразования, поскольку их было проблематично проводить в условиях, когда

не совсем определенными оказались даже территориальные параметры

государственного пространства, национальная идентичность.

В этой связи, в условиях российского политического процесса, возникла

зрелая обоснованная необходимость “ восстановления “ нормального” уровня

государственности” (68) (разумея под ним не реставрацию прежних порядков, а

укрепление институтов, обеспечивающих соблюдение новых, демократических

законов и сохранения демократического общественного порядка), без которого

в условиях неудачи рыночных и др. реформ, дальнейшее осуществление

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8