Политическая модернизация России в посткоммунистический период

модернизации в различных странах помогает провести теоретически

обоснованный анализ причин политической нестабильности, нередко переходящих

в кризисы политического развития.

По мнению американского политолога, переход к полиархии должен быть

постепенным, эволюционным, избегающим резких, скачкообразных движении,

предполагающим овладение правящими элитами консенсусной ориентацией

властвования. Особенно осторожно Р. Даль призывал осуществлять переход к

полиархии страны, двигающиеся к установлению полиархической политической

системы от долго существовавшего там режима “замкнутой гегемонии, не

имеющих правового опыта действия в рамках конкурентной политики”(34).

Авторитаризм же (опасность установления которого Р. Даль считает

возможным в случае, если одна из конкурирующих политических сил сможет

заменить ненадёжный конкурентный режим режимом своей гегемонии, до того как

между ними успеет заработать система консенсусного взаимодействия), может

не только иметь отрицательные последствия, но и негативно отразиться на

достижении целей модернизации.

Рассматривая связь уровня экономического развития и полиархии, Р. Даль

утверждает, что экономические трудности, особенно если они приобретают

форму безработицы и ускоренной инфляции, так же неизбежно порождают

опасность сползания к установлению режима гегемонии и жесткого

централизованного социального порядка.

Таким образом, эффективность полиархического режима власти, нарастание

его результативности, в процессе модернизации, Р. Даль связывает с

обеспечением взаимной безопасности среди конкурирующих элит; формированием

сильной исполнительной власти; созданием интегративной партийной системы;

появлением и развитием центров самоуправления на местах(35).

1.3. Современное значение теории политической модернизации.

Рассматривая теорию политической модернизации следует признать, что

сегодня она представляет самостоятельное направление теоретического

исследования, обладающее специфической логикой политологического анализа,

которая позволяет адекватно описывать и анализировать сложные переходные

процессы и состояния развивающихся обществ.

Многочисленные исследования, формирующиеся в русле этой теории,

подтверждают общую направленность развития мирового сообщества к

индустриальной (постиндустриальной) фазе своей эволюции. Этот глобальный

процесс преобразований развивается в тесной связи с распространением

научных достижений и переходных технологий, расширением экономического

сотрудничества и торговле между странами, культурного взаимодействия между

обществами, постоянным совершенствованием коммуникаций, ростом образования,

урбанизацией.

Считается, что процесс исторического производства нового

модернизированного общества, различные варианты и проекты которого довольно

обстоятельно разработаны и представлены теорией модернизации, имеет

альтернативный характер. Мировой опыт, основанный на реальных результатах

многочисленных попыток осуществления переходных преобразований, позволил

выработать и скорректировать некоторые наиболее общие стандарты в

организации экономики, политике, социальных отношений, культурной сферы,

которые ложатся в основу необходимых целей модернизации.

К таким универсальным требованиям в социальной сфере следует отнести

формирование открытой дифференцированной социальной структуры с

неограниченной мобильностью населения. В области политики – это соблюдение

прав человека, плюралистическая система организации и функционирования

власти, рост политических коммуникаций, консенсусная технология выработки и

реализации управленческих решений, создание саморегулирующих механизмов

взаимодействия между политической системой и обществом, принцип действия

которых основан на системе обратных связей. По мнению М. Братерского,

“теория модернизации оказалась права в том, что в основе «современности»

лежит товарное производство и в широком смысле рынок”(36). В сфере

экономики к основным критериям модернизации следует отнести: увеличение

затрат на образование, рост роли науки в рационализации экономических

отношений, товарно-денежные регуляторы производства.

Ещё совсем недавно для развивающихся традиционных обществ была

характерна тенденция, направленная на слияние в однородность, создание

гомогенного целого в плане тождественности осуществления процесса

исторического конструирования нового общества. Эта тенденция основывалась

на предположении о том, что современное общество должно приближаться к

единому типу, а именно – к западному, и что современная цивилизация и есть

западная цивилизация, а западная цивилизация это не что иное как

современная цивилизация(37).

Концепция переходного развития общества трактующая модернизацию как

вестернизацию просуществовала вплоть до конца двадцатого века и, в

известном смысле, о её существовании можно говорить и сейчас. Однако уже в

конце двадцатого века в рамках теории модернизации появляется масса новых

исследований, проникнутых осознанием проблематичности осуществления проекта

автоматического “бездушного” продуцирования общечеловеческой истории по

западному образцу.

В настоящий период, разделяя идею о множественности вариантов будущего

развития, раскрывающихся перед государствами, сам преобразовательский

процесс, современной теорией модернизацией рассматривается в виде конкурса

альтернативных инновационных проектов. В связи с этим, признание приоритета

универсальных норм и требований модернизации, тем не менее, по мысли

теоретиков указанного направления, не является основанием для

умозрительного навязывания некой обязательной программы для всех

развивающихся государств. Универсальные критерии модернизации являются лишь

комплексом целей, ориентируясь на воплощение которых страны могут создать

многочисленные структуры в различных сферах общественной жизни, которые

позволят им гибко реагировать на вызовы времени. Однако, содержание самого

модернизационного проекта: средства, темпы, характер осуществления

преобразований полностью зависят от автохтонных условий развития,

национальных и исторический способностей общества.

В этом смысле можно сказать, что главным противоречием модернизации

является конфликт между её “универсальными целями и требованиям и

традиционными национальными ценностями и традициями развивающегося

государства”(38). И это вполне закономерно, поскольку, если новое для той

или иной национальной культуры выступает не как собственный, имманентный

продукт, а как инородный элемент, то культура естественно оказывает ему

сопротивление и противодействие. Следовательно, внедрение нового, в этом

случае, требует определённого насилия над культурой. В связи с этим

возникает проблема, касающаяся возможности традиционной национальной

культуры освоить образцы, идущие из стран, являющихся носителями

универсальных норм и ценностей модернизации. Вполне обосновано здесь будет

предположение, что судьба преобразований в каждом отдельно взятом обществе,

зависит от умения (способности) так интерпретировать ценности, чтобы они,

сохраняя сущность, содержание модернизации, не разрушали специфику,

самобытность национальной исторической культуры. Ведь если не произойдет

первого, не будет модернизации, не будет второго – возможно неприятие и

отторжение универсальных норм и требований модернизации от традиционной

национальной культуры. Оно, как известно из истории (например, события 1917

года), может приобретать различные формы вплоть до антимодернизаторского

взрыва. Поэтому правящие структуры, заинтересованные в реализации

реформаторской политики, должны максимально снижать взрывную реакцию

политического поведения граждан, искать, как считает А. Соловьев, “способы

встраивания социокультурной архаики в логику общественных

преобразований”(39). Только последовательность и постепенность

использования национальных культурных стереотипов могут способствовать

позитивному рациональному решению стоящих перед обществом проблем. Ни в

коем случае, при осуществлении модернизаторских преобразований, нельзя

пренебрегать традиционными естественными нормами и ценностями, сложившимися

историческими стереотипами предыдущего развития. Одним из серьёзных

дестабилизирующих факторов, ставящим под вопрос реализацию необходимых

реформаторских целей, является стремление задать преобразование гоночной,

непосильной для традиционного социума темп. Для такой ситуации характерно

“«проскакивание» необходимых моментов исторического пути, «прыжки»,

оставляющие исторические, социальные, культурные пустоты, разрывы в

культуре, социальной жизни” (40), либо мощный социальный протест населения,

возможно даже не возражающих против модернизации как таковой, может быть

направлен против реформаторского режима (опыт ряда стран Восточной Европы и

России).

Наряду с негативными попытками преобразований, истории модернизации

известен богатый опыт незападных обществ, которым удалось, отвергая

вестернизацию, воплотить цели переходных преобразований в “универсальные”

стандарты в организации экономики, политики, социальных отношений, с учетом

корреляции национально-исторических способностей, культурных предпосылок, а

так же других внутренних факторов, которые активно повлияли на встраивание

того или иного традиционного общества современность.

Подобный опыт нашёл отражения в таких выражениях как “tiyong

(китайские знания для фундаментальных принципов, а западные знания для

практического использования) и “вакэн”, ”ёсэй” (японский дух, западная

техника), сформулированных китайскими и японскими реформаторами сто лет

назад(41). Так же в высказывании саудовского принца Бандар бин Султана в

1994г. о том, что “конкретные вещи, привнесенные с запада, прекрасны

тщательностью и высоко технологичностью своего исполнения. Но социальные и

политические институты, импортированные откуда-либо, могут быть смертельны

– спросите об этом у шаха Ирана… Ислам для нас не просто религия, но образ

жизни. Мы, народ Саудовской Аравии, хотим модернизации, но вовсе не

обязательно вестернизации” (42).

Таким образом, можно сделать вывод, что такие традиционные общества

как Япония, Сингапур, Тайвань, Саудовская Аравия и, в меньшей степени, Иран

стали современными обществами, не становясь западными обществами. Китай

явно модернизируется, но конечно же, не вестернизируется.

Не менее серьезное значение для процесса модернизации, по мнению

большинства западных исследователей, имеет и противоречие между

“дифференциацией ролей в политической системе, императивами равенства

граждан (на участие в политике, перераспределении ресурсов) и возможностями

власти к интеграции социума”(43). В этом смысле, как свидетельствуют

многочисленные исследования, правящие режимы должны акцентировать внимание

на правовых способах действия в рамках разрешения конфликтов, соблюдения

равенства всех граждан перед законом, решительно пресекать политический

радикализм, противодействовать терроризму.

Важным выводом теории модернизации является положение о двух этапах

этого переходного процесса, которые условно можно обозначить как первичный,

когда развитие осуществляется по преимуществу за счет внутренних ресурсов и

источников, и вторичный, предполагающий привлечение экзогенных факторов

помощи.

Модернизируемые страны, будучи смешанными обществами (сочетают в себе

элементы традиционного и современного устройства), обладают мощными

источниками как внутренних, так и внешних конфликтов. Поэтому возможны

варианты, когда внешняя помощь определяется не исчерпанием тех или иных

внутренних ресурсов преобразований, а сугубо соображениями зарубежных

партнёров о личной безопасности, которая может быть нарушена последствиями

различных дисфункций и противоречий, а так же угрозой перерастания

конфликтов, которые происходят в переходных обществах.

Таким образом, можно сделать вывод, что модернизация – это не только

прогресс, но и проблематичный процесс, содержащий различные общественные

противоречия, опасности и ловушки. Наиболее типичными из них являются

“анклавность” современного сектора в обществе, верхушечный характер

модернизации; раскол между модернизирующимися и традиционалистски

настроенными слоями; диспропорции между городом и деревней; отрыв

реформаторской политической элиты от масс и тому подобное. Громадной

ловушкой для модернизации стал “тоталитаризм, установление диктатур, после

непродолжительных периодов либерализации” (44). Именно поэтому история

модернизации знает периодические срывы, застои и попятные движения – в

России начала двадцатого века, в Японии 30 – 40-х гг. нынешнего века, в

Иране 70 – 80-х гг. и других странах (45).

В целом для успешного реформирования модернизируемых государств

необходимо достичь трёх основных консенсусов (между правящими и

оппонирующими политическими силами)(46):

- по отношению к прошлому развитию общества (“избежать охоты на

ведьм”, стремиться к примирению побеждённых и победителей,

относительному затишью полемики по поводу переоценки прежних

режимов правления);

- в установлении временных норм при обсуждении, в условиях

политической свободы, целей общественного развития;

- в определении правил политической игры правящего режима.

Достижение подобного рода консенсуса зависит не только от искусства

правящих и оппозиционных элит, их способности вести компромиссный диалог и

находить точки соприкосновения с оппонентами, но и от степени ценностей и

идеологической дифференциации общества. Так, например, в России

традиционный для общества ценностный раскол существенно затрудняет решение

этих задач, постоянно провоцируя подрыв достигнутого гражданского согласия.

Если же удаётся достичь этих трёх компромиссов, то реорганизация

политических структур и институтов (обновление функций органов управления,

рост партий, укрепление самоуправления на местах и т. д.), обладает

значительно большим социальным эффектом, растёт способность власти

мобилизовать на проведение реформ человеческие и материальные ресурсы,

укрепляется стабильность режима правления, шире используются правовые

технологии подготовки и осуществления управленческих решений.

Итак, подводя общий итог по главе, следует отметить, что теория

политической модернизации является одной из самых эффективных концепций

переходного периода. Не потеряв своей актуальности данная концепция

представляет большой интерес и пользу на современном этапе. Использование

концептуального и практического багажа теории модернизации поможет нам

избежать некоторых ошибок и позволит сократить время необходимое для

осуществления реформ.

Глава 2. Политическое развитие в России в посткоммунистический период.

2.1. Постановка проблемы.

Масштабность и глубина перемен, начавшихся в России во второй половине

80-х годов, породила в научной и политической сферах естественный интерес

прежде всего к вопросу о направлении этого процесса, о возможных вариантах

перемещений России в социально – историческом пространстве, о специфике

российской модернизации. И, соответственно, об ожидаемых или, скорее,

вероятных его результатов.

Предложенная нами попытка рассмотрения посткоммунистического развития

России в свете теории политической модернизации, посредством допускающихся

и предусматривающихся, данной концепцией переходного развития – процессов

преобразований – не случайно. Распространение теории модернизации на

российскую историю имеет характер долговременной исторической тенденции,

влияющей на прогрессивное изменение российского общества.

Итак, процесс модернизации предстает как одна из главных сквозных линий

российской действительности нового времени. “Вполне доказуем «догоняющий»

характер этой модернизации по отношению к западной цивилизации: вряд ли

можно представить все эти реформаторские эпохи, саму их возможность при

отсутствии у России потребности успешно взаимодействовать и конкурировать

со странами Запада. И вполне естественно, со стороны российских

реформаторов, было обратиться к принципам, механизмам и институтам, которые

и обеспечивали опережающее развитие западной цивилизации”(47).

Особая амбивалентность (двойственность) отношений СССР к западной

цивилизации заключала в себе историческую альтернативу: или Советский Союз

полностью изолируется от взаимоотношений с Западом, исходя из

самодостаточности социалистической «цивилизации», или будет

взаимодействовать и конкурировать с ним, заимствуя те или иные его образцы.

Кульминация и развязка подобного отношения пришлась на 80-е годы, когда в

ходе горбачевских реформ выяснилось, что “возможности для СССР

реформироваться и обеспечить поступательное развитие на социалистической

основе исчерпаны, и Советский Союз должен был позаимствовать для своих

реформ либерально-демократические механизмы”(48). Тогда-то, по мнению В.

Согрина, модернизация в СССР, а потом в России, стала все более и более

развиваться по её классическому, то есть либеральному образцу. Точнее, эту

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8