Договора ОСВ 1 и ОСВ2. Проблемы ратификации

Но по мере абсолютного роста стратегического арсенала США, который

вызвал оправданные ответные меры Советского Союза, министр обороны и

некоторые его соратники стали понимать, что поддержание некоего

теоретического ядерного превосходства будет все более дорогостоящим и менее

рентабельным для США. Карибский кризис октября 1962 года ускорил эволюцию

взглядов некоторых представителей руководства США. Он поставил под сомнение

обоснованность многих идей и расчетов, лежавших в основе стратегии

«контрсилы». Такие концепции, как контролируемые ядерные удары, казавшиеся

Макнамаре рациональными, пока атомная война обсуждалась абстрактно,

потеряла свою привлекательность, когда пришло время принятия практических

решений. Идея «стратегической стабильности» начала вытеснять в приоритетах

Макнамары концепцию «реализуемого ядерного удара». В ноябре 1962 года в

интервью С. Олсону Макнамара высказал эти совершенно еретические мысли для

того времени. В ответ на вопрос, достигнет ли СССР надежной способности

ответного удара, министр обороны заявил: «Да, конечно. Когда обе стороны

приобретут гарантированную способность второго удара, мы будем иметь более

стабильный баланс страха». По свидетельству некоторых специалистов,

начиная с 63 года Макнамара и некоторые его сторонники все упорнее

отстаивали идею, что долговременная безопасность США могла быть надежнее

обеспечена «политическими соглашениями, а не военными программами».

1963 год был ознаменован первым крупным соглашением в области ядерного

оружия — Договором о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере,

космическом пространстве и под водой, подписанным СССР, США и

Великобританией. Этот договор и ряд других советско-американских соглашений

1963 г. были первыми признаками потепления международного климата,

ослабления военно-политической напряженности долгих лет «холодной войны».

Президент и его соратники начали понимать необходимость перехода от

политики конфронтации к переговорам по обузданию гонки вооружений, и эти

идеи нашли отражение в известной речи Кеннеди в Американском университете,

произнесенной незадолго до его гибели.[xix]

Однако позитивным переменам мешало продолжавшееся форсированное

наращивание ракетно-ядерной мощи США и их открытое военное вторжение во

Вьетнам. Да и предложения Вашингтона по условиям ограничения стратегических

вооружений, выдвинутые в 1964 г. в Комитете по разоружению в Женеве, все

еще не открывали путь к конструктивному диалогу с Советским Союзом.

Реальный шаг на пути ограничения гонки вооружений был сделан в 1967 г.,

когда Советский Союз, Соединенные Штаты и другие страны подписали Договор о

принципах деятельности государств по исследованию и использованию

космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, приняв

обязательство о не размещении оружия массового уничтожения в открытом

космосе и на небесных телах. Этот успех укреплял надежду на возможность

сотрудничества великих держав по обузданию военного соперничества.

Новые взгляды Макнамары и его сторонников на ядерное оружие были

наиболее систематически изложены им в выступлении перед представителями

Юнайтед Пресс Интернэшнл в Сан-Франциско 18 сентября 1967 г. Министр

заявил, что «сдерживание преднамеренного ядерного нападения на Соединенные

Штаты и их союзников» обеспечивается поддержанием высоконадежной

способности «навлечь неприемлемый ущерб на любого агрессора или агрессоров,

даже после принятия на себя внезапного первого удара». Макнамара также

признал: «Очевидным и неизбежным фактом остается, что Советский Союз с его

наличными силами может эффективно уничтожить Соединенные Штаты, даже приняв

на себя всю тяжесть американского первого удара»[xx]. Логическим выводом из

этих рассуждений являлась бессмысленность дальнейшего наращивания

вооружений для достижения ядерного превосходства. Тем не менее гонка

вооружений, по словам Макнамары, приобрела своеобразную динамику развития,

собственную «безумную инерцию»: «Какими бы ни были их намерения или наши

намерения, действия — или даже реалистически вероятные действия — каждой

стороны, относящиеся к строительству ядерных сил, неизбежно вызывают

противодействия другой стороны. Это как раз тот феномен действия —

противодействия, который питает гонку вооружений»[xxi]. В качестве выхода

из этого зловещего замкнутого круга министр обороны выдвинул идею

переговоров между великими державами: «Мы не хотим гонки ядерных вооружений

с Советским Союзом прежде всего потому, что феномен действия —

противодействия делает ее глупой и бесплодной... Обе нации выиграли бы от

достаточно надежных соглашений сначала ограничить, а позднее и сократить

наступательные и оборонительные ядерные силы. Мы считаем, что такие

соглашения полностью достижимы, поскольку они очевидно соответствуют

интересам обоих наших народов»[xxii].

Однако США к тому времени уже глубоко увязли во вьетнамской войне, а

форсированная количественная и качественная гонка ракетно-ядерных

вооружений 60-х годов продолжалась. Кроме того, наметившийся новый подход к

проблеме ядерного оружия и безопасности был крайне противоречивым,

непоследовательным и не выходил за пределы узкой группировки правящих

кругов США, что и проявилось во время дискуссии вокруг нового поколения

американских стратегических вооружений.

Примерно с середины 60-х годов в сфере стратегических вооружений в

центре внимания руководства США находились две новые военные программы.

Речь шла о системе противоракетной обороны (ПРО) и системах разделяющихся

головных частей с боеголовками индивидуального наведения на цели (РГЧ) типа

«МИРВ» для наступательных баллистических ракет стратегического назначения.

В глазах Макнамары и ряда его помощников система ПРО стала символом

бесплодной гонки вооружений, которую в интересах долгосрочной национальной

безопасности США он считал необходимым поставить под определенный контроль.

Министр полагал, что отказ от строительства системы ПРО под названием «Найк-

Икс» дал бы возможность заключить соглашение с Советским Союзом по

ограничению, стратегических вооружений. Напротив, развертывание системы

ПРО, по его мнению, могло дестабилизировать военный баланс, не предоставив

сколько-нибудь реальной защиты США.

В 1966 г. сторонники «Найк-Икс» и других стратегических программ,

применяя испытанный прием, начали усиленно распространять

фальсифицированную информацию разведки о создании якобы «плотной»

противоракетной обороны в СССР. В этой обстановке предварительное решение

об оснащении нового поколения баллистических ракет системами РГЧ прошло, не

привлекая большого внимания, без заметных возражений и тем более

организованной оппозиции с какой-либо стороны. Выступая против программы

ПРО «Найк-Икс», министр обороны доказывал, что системы РГЧ могли преодолеть

любую противоракетную оборону, вследствие чего «правильным ответом» на

строительство советской ПРО, о котором поднимался шум в США, должно было

стать оснащение американских ракет многозарядными головными частями, а не

создание Соединенными Штатами собственной системы ПРО, которую СССР тоже

мог бы нейтрализовать путем усовершенствования своих наступательных

средств.[xxiii]

6 декабря 1966 г. военно-политическое руководство США приняло решение о

выделении средств для долгосрочных заказов на отдельные боевые компоненты

системы ПРО «Найк-Икс». Но в то же время расходование этих ассигнований и

решение о конкретном типе системы ПРО откладывалось, пока госдепартамент не

выяснит возможность соглашения с Советским Союзом об ограничении систем

противоракетной обороны. 23 и 25 июня 1967 г. в Глассборо (Нью -Джерси)

состоялись встречи между Председателем Совета Министров СССР А. Н.

Косыгиным и президентом США Л. Б. Джонсоном. В первый же день министр

обороны заявил, что создание советской ПРО «вынудит» США усилить их

наступательные ядерные силы, и предложил заключить соглашение об

ограничении систем противоракетной обороны. Но Советский Союз не мог пойти

на подобную договоренность, ибо выборочное ограничение только одной из

стратегических систем не затронуло бы другие военные программы и арсеналы

США. Между тем как раз на это и делался расчет Вашингтона, старавшегося

неприемлемым образом примирить идею переговоров с Советским Союзом и все

еще широко распространенный в руководящих кругах Соединенных Штатов принцип

поддержания американского ядерного превосходства.

На пресс-конференции в после встречи в Гласборо А. Н. Косыгин

подчеркнул: «Нельзя рассчитывать на улучшение советско-американских

отношений , пока США совершает агрессию против Вьетнама. Для того чтобы

улучшить наши отношения, надо прежде всего Соединенным Штатам прекратить

войну во Вьетнаме».[xxiv]

К 1968 г. относится не только переход США к непосредственной подготовке

нового цикла гонки стратегических вооружений. 1 июля СССР, США,

Великобритания, а затем и еще 55 государств подписали один из важнейших

международно-правовых документов нашего времени — Договор о

нераспространении ядерного оружия. Неотъемлемым и первостепенным элементом

такой системы должны были стать и соглашения по взаимному ограничению

стратегических вооружений СССР и США, в связи с чем в Преамбуле Договора

подчеркивалось их намерение «скорее достигнуть прекращения гонки ядерных

вооружений и принять меры в направлении ядерного разоружения»[xxv] . В

том же году фактически был решен и вопрос о переговорах между Советским

Союзом и Соединенными Штатами по другому кардинальному вопросу.

В мае 1968 г. заместитель министра иностранных дел СССР В. В.

Кузнецов в своей речи в ООН выразил готовность Советского правительства

приступить к переговорам по ограничению стратегических вооружений.[xxvi] В

июне того же года советский министр иностранных дел А. А. Громыко сделал

предложение правительству США обсудить взаимное ограничение и сокращение

ядерных вооружений наступательного и оборонительного назначения.[xxvii]

Президент Джонсон откликнулся на инициативу Советского Союза. 1 июля 1968

г. он заявил о согласии США начать переговоры по вопросам стратегических

вооружений.

Однако 21 августа, под давлением антикоммунистической истерии, поднятой

на Западе из-за интернациональной помощи социалистических стран народу

Чехословакии в его борьбе против контрреволюционных антисоциалистических

сил, президент Джонсон отказался от начала советско-американских

переговоров. Тем не менее в значительной части правящих кругов и

общественности США идея ограничения стратегических вооружений уже завоевала

значительную поддержку. 15 декабря 1968 г. преемник Макнамары на посту

министра обороны К. Клиффорд публично выступил в пользу безотлагательного

начала переговоров об ОСВ. Заключительные попытки президента Джонсона

начать переговоры и связать обязательствами республиканскую администрацию

Р. Никсона, победившего на президентских выборах в ноябре 1968 г., не

достигли целей. Никсон, призывавший в ходе предвыборной кампании к

«ядерному превосходству» США, не собирался связывать себя с маневрами

уходящей администрации. Но впоследствии с идеей ограничения гонки

вооружений новое руководство связали законы более высокого порядка, чем

тактика предвыборной борьбы. Объективные реальности ядерного века вынуждали

Вашингтон приспосабливаться к изменению мирового соотношения сил, в первую

очередь в сфере стратегического баланса, где неуклонно складывалось

равновесие между США и Советским Союзом.

Глава 2. Соглашение ОСВ – 1 и Договор по ПРО

1. Концепция «достаточности» и новый подход к противоракетной обороне.

Как было сказано выше, на рубеже 60х – 70х годов мир находился накануне

решения проблемы об ограничении стратегических вооружений. Точки зрения

хорошо отображены в оценках противоборствующих сторон. На XXVI съезде КПСС

было открыто сказано: «Сложившиеся военно-стратегическое равновесие между

СССР и США, между Варшавским Договором и НАТО, объективно служит

сохранением мира на нашей планете. Мы не добивались и не добиваемся

военного превосходства над другой стороной. Эта не наша политика. Но мы не

позволим так же создавать превосходства над нами. Подобные попытки, а так

же разговоры с нами с позиции силы абсолютно бесперспективны»[xxviii]. В

свою очередь США говорило следующие: «Мы вступаем в новый период. Никакие

обстоятельства не могут затушевать тот факт, что в годы основания НАТО мы

обладали атомной монополией, а сейчас СССР имеет более тысячи ракет

наземного базирования. Никакая президентская декларация не в состоянии

отменить этот факт».[xxix]

Начиная с начала 70-х годов главной концепцией развития советских

стратегических вооружений становится концепция. которую можно

охарактеризовать как "стратегической достаточности". Она определяла

количественный и качественный состав носителей, их распределение между

РВСН, ВМФ и ВВС, с учетом возможного применения в различных условиях

обстановки. Научным путем было определено оптимальное соотношение

количества носителей и ядерных боеприпасов для них. Учитывала она и

начавшийся процесс ограничения стратегических вооружений Советского Союза и

Соединенных Штатов Америки.

В США дело обстояло иначе. Концепция «достаточности», впервые

выдвинутая президентом на пресс-конференции 29 января 1969 г., имела весьма

аморфный смысл и допускала самые разные интерпретации в плане конкретных

решений по стратегическим вооружениям. Показательно в этой связи замечание

заместителя министра обороны Д. Паккарда, на долю которого приходилось

подготавливать как раз такие специфические решения. В частной беседе в

ответ на вопрос, что означает понятие «достаточность», он высказался со

свойственной ему прямотой: «Оно означает, что это слово удобно употреблять

в речах. А кроме этого ни черта оно не значит» . По всей видимости, 29

января 1969 г. президент Никсон высказал идею «достаточности» в качестве

компромиссного варианта официальной стратегической концепции, как нечто

среднее между нереальным «безоговорочным превосходством» и неудобным с

внутриполитической точки зрения «паритетом», на который Никсон обрушил

критику в ходе избирательной кампании. Но после того, как идея

«достаточности» была обнародована, предстояло наполнить се более конкретным

военно-политическим содержанием, сформулировать ее задачи и критерии, чтобы

превратить из политического лозунга в руководство для долговременных и

сложнейших решений по программам стратегических вооружений.[xxx]

В этих целях началось обширное секретное исследование,

санкционированное «Меморандумом № З» под названием «Военное положение».

Упоминание о результатах «Меморандума <№ З» проскользнуло в президентском

послании 1970 г. «Мы в правительстве достигли согласия по четырем

специфическим критериям стратегической достаточности» — сказал Никсон

Ограничившись туманным заявлением, что выводы исследования

свидетельствовали как против резких сокращений американского ядерного

арсенала, так и против крутого его наращивания, президент воздержался тогда

от дальнейших разъяснений. Эти четыре критерия впервые назвал министр

обороны М. Лэйрд, выступая в 1970 г. перед сенатской комиссией по

международным отношениям. Годом позже они были включены в доклад Лэйрда по

военному бюджету на 1972 финансовый год. В принципе такие же критерии были

и у СССР, так что их можно считать адекватными.[xxxi]

Эти руководящие принципы по развитию стратегических сил США выглядели

следующим образом: (1) Поддержание необходимого количества стратегических

вооружений для обеспечения «сдерживания» посредством способности «ответного

удара» даже после принятия на себя «внезапной ядерной атаки». (2)

Устранение какого-либо стимула для «внезапного стратегического удара» по

Соединенным Штатам. (3) Лишение предполагаемого противника возможности

навлечь на США больший ущерб, чем могут причинить ему Соединенные Штаты,

при любых обстоятельствах ядерного столкновения. (4) Обеспечение прикрытия

американской территории от разрушительных последствий несанкционированных

или единичных ядерных ударов. Руководители республиканской администрации

потратили немало усилий, рекламируя оригинальность и теоретические

достоинства своей новоявленной ядерной стратегии. Однако при ближайшем

рассмотрении концепции «достаточности» достигнутый в этой области

правительством Никсона «большой интеллектуальный прогресс» выглядит в

лучшем случае весьма сомнительным. Причем это относится как к новизне

разработанных в 1969 г. стратегических принципов «достаточности», так и к

их состоятельности по существу на практике могло означать и возврат к

политике «ядерного превосходства». В этом плане нужно согласиться с

суждением советского специалиста В. В. Ларионова, который отметил: «То, что

кажется одной стороне «достаточным», может выглядеть для другой как

стремление к «превосходству»[xxxii] . Но в новых условиях начала 70-х годов

курс на стратегическое превосходство являлся для Соединенных Штатов

бесперспективным, что неоднократно публично признавали представители

республиканского правительства. Советский Союз несомненно был способен

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7