По
изданию книжного магазина И. К. Голубева под фирмою «Правоведение»,
Москва
1905 года
Проф. Л. Кассо
Здания на чужой земле
ПРЕДИСЛОВИЕ
Позвольте представить
Вам труд, изданный в 1905 году по поводу проблемы, по-видимому сильно тогда
волновавшей теоретиков отечественного права, касающейся возможностей
строительства зданий на земельных участках, не принадлежащих застройщикам. То
было время реформ, начатых в царствование Александра II, которые
ставили своей задачей создание в России правовой системы, обеспечивающей цивилизованное
и рациональное владение недвижимостью. На селе шла упорная работа по
«приватизации» земли крестьянами; в городе зрели и расцветали новые формы
владения жилищем; в канцелярии Его Императорского Величества; в ипотечной
комиссии при министерстве юстиции, в министерстве финансов и в аудиториях
юридических факультетов оттачивался проект Вотчинного Устава – системы
регистрации права на недвижимое имущество, основанной на принципах
центрально-европейской титульной системы регистрации прав. Активно обсуждались
вопросы ипотеки, отыскания недвижимых имений из чужого владения, строительных
правил, направленных на общие блага владельцев городской недвижимости и прочих
горожан и прочее, прочее, прочее.
В данной книге
исследован вопрос правового положения строения, возведенного на чужой земле –
недвижимость ли это? С точки зрения современных проблем интересна и попытка
ответа на этот вопрос, совершенно актуальный и сегодня, и сильная аргументация,
в которой привлечен богатый материал мирового и исторического опыта, с глубоким
анализом разнообразных примеров. Это безусловно пригодится исследователям
современных проблем. Но кроме того, этот труд пригодится им как образец
всестороннего и детального исследования и обоснования ответственной позиции
исследователя. Прежде всего, это важно нам по той причине, что наша
отечественная правовая система относится к семье континентального европейского
права, имеющей другое именование – «Право Университетов». Этим подчеркивается
то, что традиционно такая правовая система в целом находится под
интеллектуальным контролем представителей фундаментальной правовой науки –
основные законы генерируются в лабораториях этих ученых и только после них
попадают на обсуждение законодателей. К сожалению, эта традиция еще не
установилась, точнее – не восстановилась в нашей стране. Предлагаемый труд –
один из памятников этой, утраченной нами культуры.
Не смотря на то, что
автор в некоторых своих прогнозах оказался не прав – например, в критике
попыток установить в Германии поквартирную собственность, им ярко раскрыто
основное фундаментальное понятие института недвижимости – понятие самой
недвижимости, недвижимой вещи. Правда, для демонстрации основательности
трактовки этого понятия в основном использован прием исторических и современных
автору мировых примеров. Возможно, этого вполне достаточно, но было бы
любопытно познакомиться также с аргументацией, привлекающей анализ самой той
сущности недвижимости, которая заставила человечество выделить недвижимость в
самостоятельный класс вещей. Прежде всего это актуально для нашего поколения
потому, что наше законодательство в сфере недвижимости пребывает пока в
состоянии первобытного бульона в немалой степени по причине отсутствия
однозначного толкования понятия недвижимости. Хаос и противоречия начинаются уже
в отправной точке, в самом главном пункте, который призван был заложить
фундамент всему интеллектуальному обеспечению этой сферы – в определении
понятия недвижимости, недвижимого имущества, данного в статье 130 Гражданского
кодекса России. Возможно, это не бросается в глаза тем, для кого исследуемая
тема не представляет живой интерес, но при внимательном прочтении уже первого
абзаца обнаруживается возможность неоднозначного толкования сделанного в нем
утверждения, что и получило уже широкую практику. По крайней мере, именно это
определение дает основания представителям конкурирующих точек зрения одинаково
опираться на него в спорах друг с другом - одни
выступают с утверждением, что недвижимость есть земельный участок, включающий в
себя и дом, и квартиру в доме, другие постановляют, что земельный участок, дом
и квартира есть 3 различные самостоятельные недвижимые вещи, имеющие
независимые правовые режимы и истории оборота. Основными носителями этих точек
зрения выступают различные ведомства и субъекты политики, конкурирующие между
собой за лидерство в области регулирования имущественных отношений или в
сферах, сопряженных с этими отношениями. Они уже немало потрудились над тем,
чтобы укрепить свои позиции положениями законов, инструкций и иных нормативных
документов, что оборачивается расцветом противоречивости, бессистемности,
фрагментарности, декларативности и малой эффективности всего правового
регулирования недвижимости как на основе федерального законодательства, так и
местного. Но самое удручающее состоит в том, что именно среди юристов, в том
числе тех, которые осуществляют экспертизы проектов нормативных актов,
наблюдается массовое равнодушие к такому положению вещей – они просто не видят
никакой разницы в этих позициях. Говорят однажды одно из первых лиц
министерства юстиции, отвечающее за законодательство в сфере недвижимости,
выступало перед заинтересованной аудиторией с «ответами на вопросы» и на
вопрос: «что есть недвижимость», ответило: «это то, что юристы
назовут недвижимостью», и указав на стаканчик с карандашами, стоявший на
кафедре, продолжило: «объявим завтра этот стаканчик недвижимостью, он ею и
будет». В этом ответе заключается уже третий подход к определению понятия
недвижимости, открывающий широкие возможности. Оставим это без собственного
комментария, впереди интереснейший текст.
Никонов Павел Николаевич, архитектор.
Санкт-Петербург, 2001
Об авторе
Выдержка из статьи «Энциклопедического словаря
Брокгауз и Ефрон. Биографии России»,
CD-диск ElectroTECH Multimedia и
Студия КОЛИБРИ, 1998г.
КАССО, Лев
Аристидович – цивилист и
государственный деятель. Родился в 1865 г. Высшее юридическое образование
получил за границей. Выдержав магистерский экзамен в Дерптском (Юрьевском)
университете, назначен был там в 1892 г. исполняющим должность доцента
церковного права, в 1893 г. - исполняющий должность профессора местного
прибалтийского права. В 1895 г. защитил магистерскую диссертацию:
"Преемство наследника в обязательствах наследодателя" и назначен профессором
Харьковского университета. В 1898 г. защитил докторскую диссертацию:
"Понятие о залоге в современном праве" и занял кафедру гражданского
права в Московском университете. Кроме упомянутых выше диссертаций, написал:
"Die Haftung des Beneficialerben nach rumischem und heutigem Rechte"
(Берлин, 1889); "Обзор остзейского гражданского права" (Юрьев, 1896);
"Общие и местные гражданские законы" (Харьков, 1896); "Ф.Г. фон
Бунге и остзейское гражданское право" (Санкт-Петербург, 1897);
"Запродажа и задаток" (1904); "К истории свода законов
гражданских" (1904); "Здания на чужой земле" (1905);
"Русское поземельное право" (1906); "Византийское право в
Бессарабии" (1907); "Россия на Дунае и образование Бессарабской
области" ("Учебник Западного Императорского лицея в память Цесаревича
Николая", выпуск VI и VII, 1912 и 1913 годов). В 1910 г. поставлен во
главе министерства народного просвещения.
О первоисточнике
Текст является
полной сканированной копией книги Проф. Л. Кассо «Здания на чужой земле»,
издания книжного магазина И. К. Голубева под фирмою «Правоведение», Москва 1905
года.
Редакторская
правка заключилась лишь в приведении текста к современной орфографии. К
публикации подготовлен Никоновым П. Н.
Текст приведен
с авторскими примечаниями, исключая несколько случаев, отмеченных (Прим.
Н.П.Н.).
По
изданию книжного магазина И. К. Голубева под фирмою «Правоведение»,
Вопрос о праве собственности на здание не мог
вызывать у римлян существенных затруднений, так как принцип „superficies
solo cedit"[2][3] одинаково применялся при
застройке своей земли чужим материалом, как и при возведении здания на чужом
участке[4].
Приращение к земле всех предметов, неразрывно с ней связанных, издревле
признавалось римским правом, и в классическую эпоху юристы считали
противоположное явление прямо немыслимым, даже с точки зрения естественного
права[5].
Теоретически, конечно, можно себе представить более ранний период в истории
юридических воззрений Римлян, когда, по сакральному праву до XII таблиц,
собственность здания не приобреталась хозяином земли путем приращения[6]. Но обсуждение этого вопроса
при теперешней наличности источников представляется праздным, и полезнее,
наоборот, подчеркнуть, что Римляне никогда не отказывались от взгляда,
признающего землю с постройками одним целым, причем земля считалась главною
частью, и все, что ее покрывало, разделяло ее участь. Это основное положение
вещного права удержалось до самого конца, и римские юристы всегда применяли к
таким явлениям одно только понятие об accessio, не
допуская даже мысли о спецификации, хотя учение Прокульянцев, как будто, давало
возможность предполагать, что человек, застраивающий чужой участок, превращает
его в другую вещь и в следствие этого может быть признан ее собственником.
Однако в источниках никаких следов такого образа мысли нет[7], и те немногие места в
Дигестах, из коих некоторые современные романисты желают делать выводы,
противоречащие принципу „superficies solo cedit",
имеют лишь в виду совсем особые случаи, когда домовладелец выставляет несколько
балок или строит даже целую галерею над зданием соседа[8]. Здесь мог бы оказаться спорным
вопрос, к какому зданию отнести пристройки. Римские юристы решают его в пользу
главного здания, а не в пользу здания, служащего поддержкой, но при этом они
нас предупреждают[9],
что из такого единичного случая вовсе не следует выводить, что, если
постороннее лицо вообще построит второй этаж под чужим домом, оно приобретает
право собственности на возведенное здание. И потому не удивительно, что Римляне
не знали горизонтального деления домов между несколькими собственниками[10]: чтение источников показывает
нам, что, если несколько лиц живут, хотя бы в отдельных квартирах, но в том же
доме, нужно выяснить, кто из них владеет земельным участком, как таковым, и
тогда за этим лицом при знается владение всем домом, входящим в состав участка[11].
В современной германской литературе некоторые
авторы[12]
пытаются доказать, что в Риме существовала поэтажная собственность, т. н. Stockwerkseigenthum, но их аргументацию нельзя
признать особенно удачной, так как единственный веский довод для этой
конструкции найден в римско-сирийском сборнике[13],
составленном в V веке после Р. X. для восточной части империи, т. е. в такую
эпоху, когда точность юридического выражения обыкновенно отсутствовала в
законе; и, кроме того, вряд ли можно придавать местному узаконению значение
общепринятого в Риме правила. В силу принципа приращения собственнику почвы[14] всегда принадлежит право
собственности на целое здание и отдельное отчуждение одной только постройки
(без земли) было немыслимо, как со стороны строителя, так и со стороны хозяина
земли. Против этой безусловности римской accessio[15] при inaedificatio восстает в нашей юридической
литературе Л. И. Петражицкий[16],
указывая на возможность вредных для народного хозяйства. последствий. Но
интересы экономические так сложны и так, разнообразны, что трудно отыскать
правовое положение, которое при известных условиях для кого-нибудь не оказалось
бы опасным; и нужно напомнить прежде всего, что римские принципы, „superficies
solo cedit," безусловно содействуют охранению строений как
таковых: временный обладатель или пользователь может быть склонен, когда. он
покидает участок, разобрать все им построенное, тогда как, наоборот, хозяин
земли будет дорожить приращением; земельные участки вследствие этого могут
вздорожать и народное хозяйство в общей сложности не пострадает[17].
Конечно,
возможны случаи, где желательно для самого землевладельца привлечь строителя, а
вместе с тем последнему необходимо заручиться вещной гарантией. Подобная
потребность[18]
и вызвала в Риме возникновение суперфициального права, развитие которого
свидетельствует о его целесообразности. И силу особого договора и взамен уплаты
годовых взносов[19]
суперфициарий приобретает на возводимые им постройки своеобразное jus in
re aliena, дающее ему владельческую защиту и право распоряжения
построенным зданием.
Но
собственником здания и здесь считается собственник земли в силу общего правила[20]; так что суперфициарий
получает лишь владение правом[21],
juris quasi possessio, и своими отчуждениями он только переносит право на чужую
вещь; собственность же как право он перенести не может. Таким образом, и в
данном случае римское право осталось себе верным: с одной стороны оно не
считает возможным допустить скрещение двух прав собственности на одном и том же
участке, а с другой, не находя мыслимым представления о здании, как отдельном
объекте без соответствующего пространства земли, оно дает одному лицу
собственность на землю и на здание, но одновременно обременяет ее существенным
и пространным правом в пользу второго лица[22].
I.
В
Риме вопрос о движимом или недвижимом характере какой-нибудь вещи юридического
значения, как известно, не имел; но если бы такой вопрос возник по поводу
построек на чужой земле, то он бы по римскому праву решился очень просто, так
как земля с постройками образовала бы одну недвижимость[23].
Несколько
сложнее постановка этого вопроса в древнегерманском праве, где правило о
приращении не применялось также безусловно как в Риме, и где, кроме того,
различие между вещами движимыми и недвижимыми имело практически в высшей
степени существенное значение.
В
литературе встречается мнение, что у древних Германцев все постройки считались
имуществом движимым[24]
и такая аномалия объясняется якобы легкостью построек, большей частью
деревянных, и вообще малоценностью употребляемых материалов[25], по крайней мере в течение
первой половины средних веков. Но столь широкий вывод, основанный на такой
общей мотивировке, представляет некоторые опасности. Несомненно, что в
германском праве встречаются постановления, разрешающие строителю перенесение[26] здания с одного места на
другое[27],
но и Римляне знали в аналогичных случаях jus tollendi[28], которое вовсе не стояло в
противоречии с общим принципом обязательного приращения. Большее внимание по
поводу рассматриваемого здесь вопроса заслуживают те изречения средневековых
источников обычного права, которые называют движимостью все постройки вообще
или только некоторые категории зданий[29].
Такое воззрение[30],
не смотря на то, что оно иногда формулируется без всяких оговорок[31], имеет однако в виду очень
определенные и узкие цели; оно выставляется для того, чтобы допустить к
наследованию в зданиях те лица, которые, по общему правилу, могли бы получить
лишь одно движимое имущество[32],
или для того, чтобы расширить право распоряжения хозяина этих зданий и избавить
его от установленной при отчуждении остальных недвижимостей необходимости
заручиться согласием кровных родственников[33].
Но этим вовсе еще не сказано, что здание во всех остальных случаях
приравнивается к вещам движимым. Наоборот, видно из источников, что при
стечении прав двух лиц на одно здание, последнее в своих внутренних отношениях
рассматривается вполне естественно, как недвижимое имущество: если по местным
статутам недвижимое имущество вообще не подлежит принудительной продаже, то
собственник участка не может по недоимкам строителя направлять свое взыскaниe против самого здания[34]. Это выражается в поговорке,
что дом по отношению к наследникам движимая, а по отношению к вотчиннику
недвижимая вещь[35].
Для ясного понимания таких, с нашей современной точки зрения, может быть,
странных, явлений не нужно забывать, что древнегерманское право при разделении
имущества на движимое и недвижимое не всегда подчиняется естественным свойствам
вещей, а руководствуется неоднократно стремлением распространить какое-нибудь
правило на тот или другой разряд вещей. Так, напр., в Любеке пустопорожние
земли, не принадлежащие к разряду родовых имуществ, приравнивались к движимым
вещам лишь в том смысле, что они отчуждались без содействия наследников, но
этим и ограничивалось применение к подобным землям понятия о движимом имуществе[36]. Обращение земель было,
очевидно так стеснительно в древней Германии, что приходилось для удобств жизни
прибегать к таким отступлениям и натяжкам.
Все сказанное доказывает, что в германском
праве средних веков здание могло иметь отдельную от земли участь[37]: как движимое оно отходило к
одним родственникам, а земля вместе с остальной вотчиной получалась другими
родичами. Но еще более характерным для разбираемого здесь вопроса является в
эту эпоху возможность двойного права на здание, при чем оба управомоченных лица
считаются собственниками. Такому явлению содействовало в средневековой Германии
прежде всего широкий круг и пестрый состав вещных прав[38], среди которых тогдашние
теоретики различали несколько типов права собственности. Хорошо известно
разделение на dominium directum и dominium utile, встречающееся в сочинениях средневековых юристов: глоссаторы начали с
того, что назвали право римского эмфитевты dominium utile,
на том основании, что источники давали ему rei vindicatio utilis в противоположность собственнику, имеющему actio directa; а последующие писатели стали уже неправильно[39] понимать это выражение и
давать название — dominium utile или Nutzungseigenthum тому правомочию, которое представляет держателю все экономические
выгоды владения, тогда как право верховного обладания над тем же участком было
названо ими dominium directum (Obereigenthum)[40].
В городах, когда властелин отдавал землю под постройку кому-нибудь из горожан,
то он сохранял на землю и приобретал на здание это почти голое право,
признавание которого однако лежало в уплате оброка[41], и строитель со своей стороны
признавался по отношению к этим же объектам также собственником[42], хотя и стоящим ниже первого[43]. Установление права строителя
совершалось в том же порядке, в каком происходило тогда отчуждение всякой
вотчины, и вещное право обладателя зданием приравнивалось в этом отношении к
поземельной собственности[44].
На такой почве стоит у нас до сих пор наше остзейское право в учении о правах
оброчного содержания: здания воздвигнутые им на участке вотчинника считаются
тоже собственностью строителя[45],
и римский принцип об обязательном приращении здания к земле[46] несколько извращается
представлением прибалтийского Свода о такой возможности двух собственников на
одно и тоже здание. Но нельзя тем не менее сказать, что германское право вообще
шло в разрез с принципом „superficies solo cedit”[47], оно только обходило его,
допуская за строителем и его преемниками отдельную собственность, которая
уживалась с правом собственности вотчинника.