Внешняя политика СССР накануне 2-й мировой

и Красной Армии. Молотов указал также, что в ходе этих боев погибло 737 и

было ранено 1862 советских воина35. В ответе Гитлеру на поздравление по

случаю 60-летия Сталина отмечалось, что советско-германская дружба

скреплена совместно пролитой кровью. Части Красной Армии взяли более 180

тыс. польских военнопленных. Это были именно военнопленные, так они тогда

именовались в служебных документах и в печати, только с июня 1941 г. их

стали называть «интернированными».

В советско-германском договоре от 28 сентября 1939 г. не было ни слова о

праве польского народа на государственное существование, а «переустройство»

Польши рассматривалось только с точки зрения «дальнейшего развития

дружественных отношений» между СССР и Германией. В Берлине еще в ходе

боевых действий возникла идея о возможности создания в качестве буфера где-

то в зоне между линиями государственных интересов Германии и СССР

«остаточного польского государства». Но во время встречи с Шуленбургом 25

сентября Сталин и Молотов отвергли эту идею (по их мнению, такое

государство могло бы в будущем помешать отношениям между СССР и Германией)

, Гитлер официально отказался от нее 6 октября (речь в рейхстаге). Этот

факт опровергает утверждение, будто советское руководство, «будучи глубоко

заинтересовано в том, чтобы Польша не была уничтожена Германией, по-

прежнему было готово оказать ей помощь».

Положение поляков усугублялось еще и тем, что существовала советско-

германская договоренность о сотрудничестве «в борьбе против польской

агитации». Такое сотрудничество военных властей Германии и СССР, как заявил

Кестринг, было реальностью и протекало на всех уровнях безукоризненно. Для

обсуждения вопроса об установлении линии разграничения германских и

советских войск 19 сентября в Москву прибыла германская военная делегация.

С советской стороны в переговорах участвовали К. Е. Ворошилов и Б. М.

Шапошников. 21 сентября был подписан секретный протокол, которым, в

частности, был установлен порядок, и график отхода немецких войск на запад

до установленной ранее линии по рекам Нарев — Висла и Сан. Была также

достигнута договоренность о том, что «для уничтожения польских банд по пути

следования советские и германские войска будут действовать совместно»42.

Сохранив за собой нефтеносный район Львов—Дрогобыч, занятый в первой

половине сентября германскими войсками, позже отступившими к Сану, Сталин

обязался ежегодно поставлять Германии из этого района 300 тыс. т нефти.

Для совместной борьбы против польского подполья было налажено

сотрудничество между гестапо и органами НКВД. В декабре 1939 г. в Закопане

(на польской территории, оккупированной Германией) был создан совместный

учебный центр. В ходе военных действий командиры передовых частей

германской и советской армии обменивались специальными офицерами связи, но

отдельных стычек между двигавшимися навстречу друг другу войсками избежать

не удалось. В ряде городов западных районов Украины и Белоруссии еще до

капитуляции Варшавы состоялись парады (немцы их называли «парадами победы»)

с участием войск обеих стран. Например, в Гродно совместно с германским

генералом парад принимал комкор В. И. Чуйков, а в Бресте — Г. Гудериан и

комбриг С. М. Кривошеий.

После подписания советско-германских договоров практиковалась взаимная

информация о предстоящих шагах сторон. Так, Шуленбург по поручению

Риббентропа весной 1940 г. проинформировал Молотова о предстоящем вторжении

вермахта в страны Северной Европы, а позже в Бельгию и Нидерланды, на что

глава Советского правительства ответил, что он с пониманием относится к

усилиям Германии защищаться от Англии и Франции. 17 мая 1940 г. Сталин

через Молотова передал германскому послу «самые горячие поздравления в

связи с успехами германских войск во Франции»45. Германское командование

высоко оценило советский нейтралитет во время вторжения войск вермахта во

Францию. Об этом свидетельствует письмо германского военно-воздушного

атташе в Москве, направленное 21 мая 1940 г. начальнику отдела внешних

сношений Наркомата обороны Осетрову: «Успех германских войск на запасе

обеспечен нашей дружбой с вами. Этого мы никогда не забудем. Перед отъездом

в вашу страну я бы у Гитлера, который мне сказал: «Помни, что Сталин для

нас сделал великое дело, о чем мы никогда и ни при каких обстоятельствах не

должны за бывать»

В свете этого иначе выглядит и советско-финляндская война, начавшаяся по

инициативе СССР. Без предварительного согласия Германии соблюдать свою

незаинтересованность в этом регионе Балтики, зафиксированного в «декретном

протоколе к договору 23 августа 1939г., этой войны могло не быть, хотя

некоторые предпосылки для конфликта между СССР и Финляндией и складывались

в более ранний период. Сталин и Молотов изъяснялись языком ультиматумов и с

другими соседями СССР, в великодержавной манере осуществив акцию в

республиках Прибалтики.

Возрастание опасности нападения на СССР и активные военные акции самого

советского руководства в отношении ряда соседних стран, в том числе

Финляндии, потребовали изменения и уточнения мобилизационных и

стратегических планов. До августа 1940 г. их разработкой занималась группа,

возглавляемая начальником Генерального штаба Маршалом Советского Союза Б.

М. Шапошниковым, затем—генералом К. А. Мерецковым, а с февраля 1941 г. —

генералом Г. К.Жуковым.

В документе, который именовался «Соображения по плану стратегического

развёртывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с

Германией», Генштаб отмечал, что армии и флоту СССР необходимо быть

готовыми воевать на два фронта - на западе и на востоке. Наиболее опасным

противником считалась Германия, на стороне которой могут выступить

Финляндия, Румыния, Италия и, возможно, Венгрия. Наиболее опасным

стратегическим направлением считалось западное. Именно здесь намечалось

использовать около двух третей дивизий сухопутных войск и три четверти

авиации. Всего в западных пограничных округах предполагалось иметь

(фактически так и было) 170 дивизий, в том числе стрелковых,

горнострелковых и мотострелковых —,103, танковых — 40, моторизованных — 20

и кавалерийских — 7 дивизий 47. Выступая на приеме выпускников военных

академий в Кремле 5 мая 1941 г., Сталин с тревогой констатировал, что

наиболее вероятным противником станет германская армия и необходимо

готовиться к борьбе с ней основательно.

При оценке стратегических планов и конкретных мер советского командования

по развертыванию вооруженных сил накануне Великой Отечественной войны

неизбежно возникает вопрос, который и поныне дискутируется в некоторых

странах: имело ли советское руководство намерение осуществить превентивное

нападение на Германию? Указывается даже, что это должно было произойти 6

июля 1941 г., но было сорвано упреждающим ударом вермахта. Утверждается,

что такое намерение логически вытекало из концепции мировой революции, от

которой Сталин не освободился и накануне войны.

Эту концепцию подтвердил начальник Главного управления политической

пропаганды Красной Армии Л. 3. Мехлис. На XVIII съезде партии (март 1939

г.), ссылаясь на высказывание вождя, он заявил: «Если вторая

империалистическая война обернется своим острием против первого в мирт

социалистического государства, то нужно перенести военные действия на

территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и

умножить число советских республик». Ту же мысль высказал и А. А. Жданов,

заявивший на заседании Главного военного совета в июне 1941 г.: «Мы стали

сильнее, можем ставить более активные задачи».

Подобные высказывания, однако, не означают, что речь шла о немедленном

решении этой задачи. Сталин знал, что Красная Армия в середине 1941 г. была

не в состоянии сражаться с вермахтом, в интересах которого работала

промышленность всей Западной Европы. Сталину, как он сам заявлял, нужно

било время до середины 1942 г., чтобы осуществить намеченный план коренного

перевооружения и реорганизации Красной Армии. Он не подталкивал, а,

наоборот, оттягивал начало воины. Советский Генеральный Штаб к июню 1941 г.

даже не имел полностью отработанного плана воины. Поэтому утверждения о

якобы превентивном характере действии советского руководства в нюне 1941 г.

не имеют ни документального подтверждения, ни фактической почвы.

Внешняя политика, которую проводило советское руководство в 1940 имела

крайне противоречивый характер. С одной стороны, Сталин и его окружение

клялись в верности ленинским принципам внешней политики, и, прежде всего

принципу миролюбия и мирного сосуществования стран с различным социальным

строем, с другой — после совместного с Германией расчленения Польши и

агрессии против Финляндии сталинское руководство своими действиями

(особенно в Прибалтике) провоцировало западные страны на военное

противоборство с Советским Союзом.

С лета 1940 г. становилось совершенно очевидным, что после военных успехов

в Европе Германия не нуждалась более в нейтралитете СССР. В беседе с

английским послом С. Криппсом в сентябре 1940 г. Сталин недвусмысленно

заявил, что СССР заинтересован в том, чтобы не быть вовлеченным в войну с

Германией, и что единственная реальная угроза Советскому Союзу исходит

именно от Германии. И, тем не менее, советское руководство в то время

действовало так, что это усугубило внешнеполитическую изоляцию страны,

начало которой было положено заключением советско-германского договора о

ненападении в августе 1939 года. Именно в то время СССР прервал

дипломатические отношения с эмигрантскими правительствами ряда

оккупированных Германией стран, нанеся тем самым еще один удар по своему

международному престижу.

Позорной страницей в истории внешней политики сталинского руководства

являются переговоры советской делегации, возглавлявшейся Молотовым, с

Гитлером и Риббентропом в Берлине в ноябре 1940года. В ходе переговоров и

после них советское руководство высказалось в принципе за присоединение

СССР к агрессивному тройственному пакту, возглавлявшемуся Германией.

Обсуждались также имперские претензии Сталина и Молотова на руководящую

роль на Балканах. Они дошли даже до того, что выразили Гитлеру понимание в

связи с германской агрессией против Дании и Норвегии, а также поздравили

его с разгромом Франции.

Правда советское руководство предпринимало и некоторые меры, чтобы

как-то ограничить аппетиты Гитлера. Ему было заявлено о заинтересованности

СССР в поддержании нейтрального статуса Швеции. Было также выражено

недовольство германскими происками в Болгарии, которую Сталин и Молотов

рассматривали как «сферу своих интересов» Без консультации с Берлином СССР

заключил пакт о нейтралитете с Японией. Наконец, в начале апреля 1941 г.

был подписан советско-югославский пакт о ненападении.

В рассматриваемом периоде советское руководство не считало полностью

решенной и «финляндскую проблему». Как следует из официальной записи, в

беседе с Гитлером 12 ноября 1940 г. Молотов заявил что «германо-русское

соглашение от прошлого года, можно... считать выполненным во всех пунктах,

кроме одного, а именно Финляндии... Финский вопрос до сих пор остается

неразрешенным. И он просит фюрера сказать ему, остаются ли в силе пункты

германо-русского соглашения относительно Финляндии. С точки зрения

Советского правительства, никаких изменений здесь не произошло». В ответ

Гитлер подтвердил, что политически Финляндия находится в зоне влияния СССР.

Однако Молотов продолжал настаивать на том, чтобы в отношении Финляндии

не откладывать реализацию планов на шесть месяцев или на год, и предложил

урегулировать финский вопрос «в тех же рамках, что и в Бесарабии и в

соседних странах» (т. е. в Прибалтике). Высказывания Молотова полностью,

как он сам заявил, согласованные со Сталиным, свидетельствовали о том, что

они упорно стремились разместить советские войска на всей территории

Финляндии с последующим ее включением в состав СССР. Эти претензии вызвали

у Гитлера раздражение, и он прекратил дискуссию на эту тему словами: «Все

стратегические требования России были удовлетворены ее мирным договором с

Финляндией».

Десять дней спустя, по возвращении в Москву, Молотов сообщил Шуленбургу,

что СССР готов присоединиться к Пакту четырех, если германские войска

немедленно покинут Финляндию. Тогда же «Советский Союз гарантирует мирные

отношения с Финляндией», для чего необходимо согласовать «третий секретный

протокол между Германией и Советским Союзом относительно Финляндии». Более

полугода после этого ни в Бфлине, ни в Москве проблема Финляндии открыто не

упоминалась. А 21 июня 1941 г., накануне агрессии против СССР, в телеграмме

Шуленбургу Риббентроп подчеркнул: «Оккупация и большевизация Советским

Союзом представленных ему сфер влияния является прямым нарушением

московских соглашений, хотя имперское правительство в течение какого-то

времени и смотрело на это сквозь пальцы».

Сталин и его окружение до 22 июня 1941 г. слепо верили в силу советско-

германского договора и убаюкивали свой народ. М. И. Калинин, выступая 5 мая

1941 г. перед выпускниками Военно-политической академии им. В. И. Ленина,

говорил: «В момент, когда, казалось, что рука агрессора, как думали

чемберленовцы, была занесена над Советским Союзом, в это время мы заключили

пакт с Германией. Занесенная над нами рука агрессора была отведена рукой

товарища Сталина... Договор, заключенный между Советским Союзом и

Германией, выбил оружие из их рук».

В подобном духе было составлено и пресловутое заявление ТАСС,

опубликованное 14 июня 1941 года. В нем, в частности, утверждалось, что

слухи о близости войны между СССР и Германией являются «неуклюже

состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил» и что Германия не

имеет намерения напасть на Советский Союз. Позднее выяснилось, что цель

этого заявления якобы состояла в том, чтобы прощупать подлинные намерения

Гитлера, однако в действительности оно создало ложное представление о

международной ситуации, дезориентировало советских людей и сыграло

негативную роль в деле мобилизации страны накануне великого испытания.

Вследствие недальновидной политики советского руководства, и, прежде всего

Сталина и в результате подписания советско-германских договоров

международная изоляция СССР усугубилась.

Отрицательную роль во внешнеполитической деятельности советского

руководства сыграло негативное отношение Сталина и его окружения к

международной социал-демократии, которую он, а вслед за ним и Исполком

Коминтерна считали даже более опасным врагом, чем фашизм. Этой концепции

они продолжали придерживаться и после VII Конгресса Коминтерна, вплоть до

июня 1941 года.

Проблема советского фактора в предвоенном политическом кризисе сложна

и неоднозначна. В состоявшихся в последнее время дискуссиях по отдельным ее

аспектам выявилась тенденция к сближению точек зрения советских историков

на события того временя. Препятствием на пути поиска истины служат попытки,

во что бы то ни стало обосновать «поразительный эффект», якобы полученный

Советским Союзом от заключения в августе 1939 г. договора с Германией,

который совершенно безосновательно оценивается как «величайшая

дипломатическая победа первой половины XX века».

Опыт реализации Сталиным своей внешнеполитической концепции в период

острого предвоенного политического кризиса еще раз убеждает в бесплодности

любых попыток обеспечить безопасность своей страны за счет безопасности

других стран. Последствия советско-германских договоренностей 1939 г. и

поныне остаются, как говорил А. Н. Яковлев на Втором съезде народных

депутатов СССР, «одной из наиболее опасных мин замедленного действия из

доставшегося нам в наследство минного поля, которое мы сейчас с таким

трудом и сложностями хотим очистить. Мы не можем не сделать этого во имя

перестройки, ради утверждения нового политического мышления, для

восстановления чести социализма, попранного сталинизмом».

Нарушение принципов международного права со стороны, как Гитлера, так и

Сталина в один из самых напряженных периодов новейшей истории Европы не

было случайным. Если агрессивная политика Германии вытекала из теории и

практик фашизма, то решающую роль в принятии Советским Союзом мер,

противоречащих ленинским принципам его внешней политики, сыграли те

деформации, которые определяли тогда обстановку в стране и сделали

возможным сговор тогдашнего ее руководства с фашизмом.

В результате были утеряны многие из тех важных достижений во

внешнеполитической области, которых Советский Союз добился в предшествующие

годы.

Страницы: 1, 2, 3