Особенности политического процесса в России на современном этапе

§3 Особенности политического экстремизма в России.

Политический экстремизм выражает приверженность в политике к крайним

взглядам и действиям.[1]

Поведение экстремистов, в отличие от умеренных радикалов, также

выступающих за решительные политические мероприятия, не вписывается в рамки

закона, нарушает конституцию данной страны, как и другие государственные и

международные правовые нормы. Политический экстремизм – это всегда правовой

нигилизм.

В качестве субъектов политического экстремизма могут выступать как

отдельные лица и партии, так и целые государства. Примером экстремизма на

международной арене может служить внешняя политика тоталитарных режимов,

выражающаяся в экспорте различных глобалистских идей: «пролетарской

революции» (СССР), «нового порядка» (нацистская Германия), «исламской

революции» (фундаменталистский Иран).

В России ныне представлено большое количество форм политического

экстремизма. Фундаментом для экстремизма служит:

а) затяжной социально-экономический кризис, затронувший все слои и части

общества;

б) обнищание и падение уровня жизни значительной части населения;

в) тотальная криминализация общественной жизни, включая властные структуры;

г) потери единых целей «общего дела».

Экстремизм в постсоветской России обнаруживается в массовом выходе

политической жизни из правовых норм, прежде всего в виде этнических

консолидированных и вооруженных сепаратистских движений. Особое место, в

данном случае, занимают радикальные исламисты, которые своими незаконными

действиями подвергли опасности гражданский мир и территориальную

целостность российского государства. Эта форма политического экстремизма

наиболее ярко проявила и, к сожалению, проявляется до сих пор в чеченском

конфликте. Со стороны чеченских вооруженных формирований имели место

многочисленные нарушения международно признанных норм и правил ведения

войны, например, стремление перенести войну в глубь России, захват людей в

рабство и обмен их на своих пленных сторонников, террор против мирных

жителей.

Шамиль Басаев, один из руководителей незаконных вооруженных

формирований на территории Чеченской Республики, угрожал России «ядерным и

биологическим» терроризмом: «Полкило урана на Москву – и этот город

перестанет существовать».[2]

Салман Радуев, другой известный чеченский «полевой командир», объявив

однажды «о начале широкомасштабной железнодорожной войны против России»,

впоследствии взял на себя ответственность за несколько взрывов на вокзалах,

в частности в Воронеже, Пятигорске и Армавире. Он обещал также взорвать

нефтепровод, «потому что он служит интересам России, а она наш враг, пока

не признает нашу независимость».[3]

Но, необходимо отметить, что элементы экстремизма наблюдались и в

действиях правительства. В федеральной армии, например, «ковровые

бомбардировки», артобстрелы жилых кварталов чеченской столицы, разрушение

инфраструктуры республики.

Конечно, в жилых кварталах Грозного скрывались террористы-ваххабиты,

а инфраструктура поддерживала террористов. Но, тем не менее, уничтожение

мирных жителей – недопустимый акт политической власти.

Вообще, экстремизм непосредственно связан с терроризмом. Достаточно

часто эти понятия отождествляют. Но между ними существует и определенное

отличие.

Терроризм – это всегда силовое действие, связанное с применением

взрывов, убийств. Насилие – неотъемлемый признак террористической

деятельности.

Экстремизм – более широкое понятие, охватывающее не только

насильственные действия, но и агрессивные высказывания в адрес власти;

несанкционированные митинги; вызывающее, неконвенциональное поведение.

В России, сторонники и активисты экстремистских движений молоды. В

среднем, возраст их колеблется от 16 до 30 лет. Согласно подсчетам

отечественных социологов, среднестатистический юный россиянин к 17-летнему

возрасту знакомится благодаря телевидению с 17-тью тысячами виртуальных

сцен насилия.[4]

Отдельно необходимо отметить исламский терроризм, который является

одной из главных не только российских, но и мировых проблем. Последователи

исламской религии – почти миллиард человек, 1/6 всего населения Земли. 36

государств, некоторые из которых процветающие, экономически развитые,

составляют мусульманский мир. Нельзя говорить, что все эти страны –

источники терроризма. Однако, в 2000 г. был создан международный фонд

«джихада», обращенный против «крестоносцев и иудеев».[5] Россия в данном

случае оказалась барьером на пути мусульманских радикалистских и

террористических течений, пытающихся проникнуть в Европу – в частности на

Северный Кавказ.

Если говорить о глубинных истоках экстремизма в России, то необходимо

остановиться на социально-психологических аспектах развития нашего

общественного сознания, отражающего серьезный элемент фрустрации,

агрессивности, дезориентации и ощущения безысходности в достижении

гражданами своих жизненно значимых устремлений. В этом случае в качестве

субъектов экстремизма и терроризма, начинают выступать те социальные

общности, которые ранее нельзя было заметить в приверженности радикальным

взглядам. Прежде всего это круги обманутых и социально ущемленных людей,

затем, маргинальные группы, которые утратили прежний социальный статус и

находят единственную возможность преодоления бедственного существования в

использовании различных криминальных средств и методов обеспечения своей

жизни. На этой почве появляются новые формы экстремистской деятельности,

угрожающей не только общественной, но и политической безопасности

государства. Открываются огромные возможности для уголовного терроризма, за

счет которого сейчас в основном, быть может временно, идет рост

экстремистских действий в целом.

Немаловажный факт – возрождение антагонистических отношений,

основывающихся на несправедливом распределении собственности в результате

ошибок приватизации. Такого рода отношения возникают между новыми

собственниками и работниками, занятыми на принадлежащих им предприятиях.

Повсеместно видно усиление политического терроризма, признание

допустимости насильственных способов в решении социальных проблем.

Эта терпимость, даже некоторое одобрение политического насилия, присуща

российскому обществу. Начиная с древних времен политической истории России,

насилие было не только естественным, но необходимым элементом

государственной власти, державшей население государства в постоянном, явном

и скрытом, страхе. Все это, в настоящее время, дополняется правовым

нигилизмом.

В этом, на наш взгляд, проявляется одна из особенностей политического

экстремизма в России. Сегодня, когда наше государство находится на этапе

перехода от тоталитаризма, от государства, законы которого были направлены

на правление «обычного» человека и защиту правящего режима всеми законными

и незаконными путями, чаще всего ссылаясь на «руководящую и направляющую

роль КПСС».[6] Совершенно естественным выглядит агрессивное поведение

людей, которые своими действиями демонстрируют власти собственную

независимость и безнаказанность. Наиболее ярким примером этого являются

действия различных ультраправых и ультралевых организаций.

Вот наиболее известные «левые» экстремистские организации современной

России: Рабоче-крестьянская красная армия (РККА), Московское советское

антифашистское общество (МСАО), Российский коммунистический союз молодежи

(РКСМ(б)), Революционный военный совет (РВС), «Новая революционная

альтернатива», Новая революционная армия.

Вот как их характеризует Б. Гунько, один из руководителей радикальных

коммунистов, «РКСМ(б) – легальная общественная организация коммунистической

молодежи. Ее цель – восстановление власти трудящихся и нашей великой Родины

– СССР. МСАО – это легальная общественная правозащитная организация,

созданная в 1992 г. в связи с надвигающейся угрозой перехода режима Ельцина

к фашисткой диктатуре. В МСАО – 50 человек. РВС – это нелегальная

организация, ставящая целью свержение антинародного режима вооруженным

путем и переход к социализму».

По словам Б. Гринько, своими врагами он считает тех, приложил руку к

капитализации России.[7]

Из этого параметра наглядно следует, что экстремизм в России набирает

силу и абсолютно не боится власти. Открытые заявления о государственном

перевороте остаются без реакции со стороны государства. На наш взгляд,

власть не хочет замечать ситуацию с экстремизмом в России, используя

складывающуюся обстановку в своих интересах. Иначе как можно объяснить

откровенно антиконституционные заявления генерала А. Макашова, самого

известного антисемита России? Или действия ультраправых, фашистских

организаций – РНЕ, скинхеды, о которых речь пойдет ниже? Мы считаем, что

власть сознательно не применяет к вышеназванным субъектам никаких действий,

так как экстремизм – это очень удобный образ врага, заменивший сейчас Запад

советского времени.

Если термины «фашизм» и «правый радикализм» использовать по возможности

точно, то вряд ли имеет смысл серьезно обсуждать проблему фашизма в России

как сколько-нибудь реальной политической силы.

Если трактовать «фашизм» предельно широко (а именно такая трактовка

преобладает в настоящее время) как некий конгломерат великодержавности,

национализма, авторитарности и социальной демагогии, то и в этом случае, по

моему мнению, вряд ли можно говорить о наличии у этих явлений достаточно

мощных корней в российском обществе, способных реально изменить направление

политического развития страны. Конечно, в отличие от «классических»

фашистских и праворадикальных групп коммунистические, неокоммунистические и

национал-популистские политические организации обладают и массовой базой, и

мобилизационными возможностями. Однако они располагаются на социальной и

политической периферии и не имеют пока серьезных шансов на власть, хотя и

способны быть источником дестабилизации.

Причины, по которым тема фашизма заняла одно из центральных мест в

обсуждении перспектив политического развития России, на мой взгляд, имеют

скорее когнитивный, а не онтологический статус. Их корень — в изменившейся

позиции демократов «первой волны» в политическом процессе, а также в

кризисных явлениях, происходящих в демократическом сознании.

Успех партии Жириновского на парламентских выборах вызвал перелом в

восприятии демократическим сознанием политических процессов в стране. Если

до декабря 1993 г. обобщенный образ опасности, угрожающей демократии в

России, обозначался словами «коммунистический реванш», то после декабря его

место прочно занял образ «фашистской угрозы».

Переориентация демократического сознания на новый «образ опасности»

сопровождалась расширением представлений об источнике опасных тенденций.

Если ранее таковой усматривался в возможности «номенклатурного заговора то

в последующем его место в демократическом сознании заняли образы «больного

общества» и «имперского государства». Феномен «фашизма» появляется в поле

демократического сознания всякий раз, когда оно использует подобные образы

для описания политической реальности,

Эти образы концентрируют внимание на разных источниках опасности: один —

на обществе, другой — на государстве, но они обладают внутренним единством,

стержень которого образуют «сквозные» идеи авторитаризма, национализма и

традиционализма.

Образ «больного общества» наиболее уязвим с точки зрения его

познавательных возможностей и в наибольшей степени вызван причинами

эмоционально—психологического свойства — травмами и фобиями

демократического сознания после декабри 1993 г. Этот образ расходится с

рядом устойчивых тенденций в массовом сознании и поведении, а именно:

— поддержку демократии как политическому идеалу постоянно оказывает около

половины российских граждан;

— сторонники установления диктатуры составляют меньшинство, а их доля

продолжает оставаться стабильной на протяжении длительного времени;

— абсолютное большинство населения считает невозможным возврат к

«системе, существовавшей до 1985г.»;

. большинство членов общества сохраняет способность к рациональной

оценке ключевых событий внутренней и внешней политики и к

прагматической реакции на них.

Будучи неадекватным познавательным инструментом, образ «больного

общества» сам по себе может стать источником опасности для демократического

процесса. Во-первых, потому что разрушает основу демократического

мировоззрения — веру в здравый смысл избирателей. Во-вторых, потому что

чреват расколом между демократическими политиками и обществом. В-третьих,

потому что позволяет демократам «первой волны» снять с себя ответственность

за происходящее. И, наконец, в-четвертых, потому что в явной или неявной

форме содержит «искушение авторитаризмом» и, одновременно, уже готовое

обоснование для переориентации на недемократические методы политического

управления.

Образ «имперского государства» имеет, на мой взгляд, реальное

познавательное значение и отображает, хотя и в неадекватной форме, ситуацию

политического тупика, в котором в настоящее время оказались властные

структуры и сложившаяся политическая система.

Реальный источник опасности для демократии в России коренится, как

представляется, в нынешнем состоянии идеологических, политических и

властных структур, в тех процессах, которые протекают в тесно связанных с

этими структурами — и между собой — сообществах: в государственной

бюрократии, формирующемся «политическом классе» и интеллигенции. Корень

опасных тенденций — власть, а не общество. Здесь можно выделить два

фактора, имеющих принципиальное значение. Первый — это слабость

политической системы, сложившейся после августа 1991 г. Типы политической

организации и политической идеология, которые были избраны в качестве

«нормативных», начинают все больше расходиться с реальностями «переходного

общества». Партии оказались неспособны обеспечить массовую политическую

мобилизацию и демократическое участие граждан в обществе с

«приватизированными» жизненными интересами, испытывающем глубокое недоверие

к «большим» организациям и коллективным действиям вне зависимости от их

политической окраски.

«Негативный» тип политической идеологии (антикоммунизм) быстро исчерпал

себя и с трудом поддается обновлению (неуспех замены антикоммунизма на

антифашизм). В то же время отсутствуют позитивная политическая идеология и

общественный идеал, адекватные не только стратегическим целям реформ, но и

реальностям переходного периода.

Второй фактор — идеологическая «нейтральность» власти (высшая

бюрократия), которая в период «позднего социализма» привыкла воспринимать и

использовать идеологию сугубо инструментально. На первых порах эта

особенность власти и бюрократии обеспечила их сравнительно быструю и

безболезненную политическую переориентацию. Сейчас, в период спада

демократического движения и дискредитации основных установок демократов

«первой волны», идеологическая нейтральность начинает подталкивать власть в

прямо противоположном направлении, стимулируя ее приятие националистической

и державной идеологий.

Нынешний идеологический дрейф власти, адекватно фиксируемый образом

«имперского государства», во многом был призван компенсировать негибкость

новой политической системы, не обеспечившей реальных связей между

государством и обществом.

Уязвимость образа «имперского государства» как познавательного

инструмента связана с тем, что при слабости политической системы власть

остается единственным источником социально-политической стабильности,

Для того, чтобы власть оказалась в состоянии выполнить эту свою функцию,

необходима корректировка роли партий в политической системе и укрепление

связей власти с обществом с учетом реальностей его «переходного состояния».

Фашизм, по моему мнению, — скорее условное обозначение опасности для

демократии в России, нежели источник реальной угрозы. Последний коренится в

кризисе демократического сознания, травмированного результатами

парламентских выборов 1993 г. и продолжающего находиться в кругу

политических представлений, сформировавшихся в период подъема

демократического движения. В силу этого демократическое сознание не

демонстрирует пока способности найти выход из тупика, в котором в настоящее

время оказались властные структуры и «августовская» политическая система.

Ультраправые организации в России имеют большой численный состав

(список самых известных см. Приложение).

Мы остановимся на самых известных – РНЕ (Русское национальное

единство), ННП (Народная национальная партия), НБП (Национал-

большевистская партия).

Русское национальное единство, одна из самых известных праворадикальных

организаций, появившаяся из организации «Память» Д. Васильева. Лидер –

А. Баркашов. Официальная деятельность РНЕ – охрана различных объектов.

Правда, эта деятельность переходит часто в откровенный криминал. «В

Ярославле, Костроме, Воронеже, Ставрополе и других городах России РНЕ

превратилось в настоящую полубандитскую группировку, основное занятие

которых – собирать дань с рыночных торговцев».[8] Принимают сторонники РНЕ

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8