Право человека на эвтаназию

на случай необратимой комы стало широко распространенной практикой в

США, других странах Запада). Недобровольная эвтаназия осуществляется

без непосредственного согласия больного.

Комбинируя эти формы эвтаназии, мы получаем четыре способа

(ситуации) эвтаназии: добровольной и активной; добровольной и

пассивной; недобровольной и активной; недобровольной и пассивной.

По поводу первой ситуации (добровольная и активная эвтаназия) и

четвёртой (недобровольная и пассивная) специалисты высказываются как

«за», так и «против». По поводу третьей ситуации (недобровольная и

активная эвтаназия) мнения чаще всего бывают отрицательными. Те, кто

высказываются в пользу эвтаназии, как правило, имеют ввиду вторую

ситуацию, когда эвтаназия является добровольной со стороны больного и

пассивной со стороны врача.[11]

Далее хотелось бы выделить некоторые аспекты выбранной темы.

Эвтаназия и ассистируемый суицид известны человечеству уже давно.

Эвтаназия практиковалась в древнем обществе: в Древней Греции младенцев

с родовыми травмами и дефектами оставляли на холмах умирать, и такая

практика была принята, чтобы обойти нравственный закон, запрещающий

прямое убийство. Прямое определение эвтаназии – достижение лёгкой,

немучительной смерти не отражает многих других аспектов современного

понимания этого слова, которые необходимы для точного уяснения смысла

данного действия. Последнее тем более важно, что в истории уже был

прецедент толкования данного понятия буквально. «В гитлеровской

Германии декретом от 1 сентября 1939 г. была введена в действие

программа «Эвтаназия», имевшая ужасные последствия в виде 275 тыс.

умерщвлённых умственно отсталых, психически больных, эпилептиков,

пациентов, страдающих от старческой немощи и различных органических

неврологических расстройств (паралич, болезнь Паркинсона, рассеянный

склероз, опухоль мозга), которых сочли бесполезными для общества и

предали относительно лёгкой смерти в газовых камерах».[12]

Настоящее понимание явления, носящего название эвтаназия, включает

в себя целый комплекс взаимосвязанных аспектов, среди которых обычно

выделяют биолого-медицинский, этический (этот аспект будет рассмотрен в

следующей главе), юридический и религиозный.

Биолого-медицинский аспект проблемы заключается, прежде всего, в

установлении категорий пациентов, по отношению к которым может

рассматриваться возможность применения эвтаназии. Среди таковых можно

отметить пациентов, биологическая смерть которых неминуема и которые,

умирая, испытывают тяжёлые физические страдания. Вопрос о прерывании

жизни больного, физические страдания которого преходящи и могут быть

ликвидированы применением соответствующих медицинских средств, вообще

не должен рассматриваться.

Другая категория больных – это больные, находящиеся в устойчивом

вегетативном состоянии. В таком контексте медицинская сторона вопроса

заключается в проблеме определения степени тяжести заболевания,

насколько оно неизлечимо; достижение такой стадии в процессе лечения,

когда все возможные медицинские средства оказываются исчерпанными;

установления необратимости устойчивого вегетативного состояния.

Юридическая проблема состоит в необходимости выработки правовой

процедуры осуществления эвтаназии, в случае если данный акт будет

разрешён законодательством. Наиважнейшим вопросом в рамках этой

проблемы следует считать необходимость принятия возможного закона об

эвтаназии.

Религиозный аспект, имеющий существенное значение для верующих

больных, характеризуется однозначным решением рассматриваемой проблемы

всеми конфессиями: жизнь, как бы тяжела она не была, даётся человеку

свыше, чем и отнимается у человека право насильственно прерывать

её.[13]

Из вышесказанного можно сделать вывод, что мы еще раз подтвердили

доводы в пользу того, что эвтаназия является фактом причинения смерти.

Уголовное право рассматривает эвтаназию как убийство, однако, на мой

взгляд это что-то среднее между причинением смерти и убийством. Ведь

умысел лица, совершающего определённые действия, направлен на оказание

помощи тяжело больному человеку, чтобы уменьшить его страдания, к тому

же с полного согласия потерпевшего и по его чёткой просьбе.

«За» и «против». Этическая оценка эвтаназии.

Этическая оценка эвтаназии состоит не в том, каким наиболее

благоприятным способом следует умертвить безнадёжно больного человека,

а в принятии решения о проведении эвтаназии. Здравый смысл, сострадание

к таким людям подсказывают нам поспешное и опасное решение: разрешить

медикам при соблюдении соответствующей процедуры, тщательном анализе

всех аргументов и контраргументов удовлетворить просьбу больного и

лишить его жизни наиболее безболезненным способом. Но существуют разные

оценки такового деяния.

«Эвтаназия как проблема существует только для тех, кто признаёт

гуманистический принцип безусловной ценности личности и её жизни, в

отношениях между индивидами, которые по характеру личных связей и

общественных позиций желают друг другу только блага.

Если отношения людей насыщены враждой и недоверием, то об

эвтаназии не может быть и речи, ибо она будет в этих ситуациях только

ещё одной прикрытой возможностью совершения зла. Внутреннее напряжение

ситуации эвтаназии – ситуацией эвтаназии мы называем ситуацию

нравственного выбора, когда необходимо принять решение по поводу

эвтаназии, – проблемность этой ситуации в том и состоит, что она

рассматривается как продолжение и конкретное выражение гуманного,

нравственно-уважительного отношения к тому, кому помогают умереть. Она

воспринимается как исключительный случай, когда принцип гуманизма

удаётся утвердить в своём позитивном значении через видимое отступление

от него».[14]

Основные аргументы, высказываемые в пользу эвтаназии, можно свести

к следующим трём.

1. Жизнь есть благо только тогда, когда в целом удовольствия

превалируют над страданиями, положительные эмоции - над

отрицательными. В ситуации эвтаназии этот баланс необратимо нарушается.

Высказанный аргумент является наиболее веским из всех трёх, тем

более, когда мучения человека невыносимы и нежелание человека

находиться в мучительном для него состоянии подтверждено недвусмысленно

выраженной волей. Противники эвтаназии приводят два возражения.

Первое. При анализе допустимости эвтаназии было бы некорректно

сравнивать страдание с благом, здесь идёт противостояние между жизнью в

форме страдания и отсутствием жизни в какой бы то ни было форме. Жизнь

есть благо и она остаётся благом даже тогда, когда становится по

преимуществу сплошным страданием.

Второе. Аргументируя допустимость эвтаназии тем, что такова

сознательная воля самого больного, мы тем самым признаём, что если бы

больной был в состоянии распорядиться своей жизнью, когда та по

принятым меркам оказывается невыносимой, то он бы сам прекратил её, т.

е. мы фактически признаём право на самоубийство. Однако не все, кто

признаёт право на эвтаназию, признаёт право на самоубийство.

2. Жизнь можно считать благом до тех пор, пока она имеет

человеческую форму, существует в поле культуры, нравственных отношений.

Деградировав до сугубо витального, дочеловеческого уровня, она лишается

этической санкции и может рассматриваться как объект, вещь и потому

вопрос о её прекращении – не более чем вопрос о том, срубить ли

высохшее дерево или выполоть ли засоряющую огород траву.

Этот аргумент поражает, прежде всего, своей эмоциональной

пустотой, ибо помимо внешней стороны человеческой жизни существует её

внутренняя сторона. И до какого бы зоологического, растительного уровня

она не деградировала в фактическом плане, это вовсе не значит, что

человек готов относиться к себе или к своим родным в таком состоянии

так же, как он относится к высохшему дереву или чертополоху. Здесь

уместно напомнить об отношении человека к мёртвым останкам своих

собратьев: могилы являются предметом преклонения, и отношение к ним

рассматривается как показатель отношения к тем людям, напоминанием о

которых они являются. Если нравственное отношение к человеку

распространяется на его останки, то тем более оно должно

распространяться на живое тело, пусть даже исковерканное болезнью.

3. Поддержание жизни на стадии умирания, осуществляемое с помощью

передовых технологий, обходится слишком дорого. А именно: средств,

которые тратятся на поддержание жизни в безнадежных ситуациях, хватило

бы на то, чтобы лечить десятки, сотни людей, которые поддаются лечению.

Этот аргумент является сугубо практическим и имеет, разумеется,

своё значение в пределах практических решений, связанных с

распределением финансов, организацией системы здравоохранения. Но его

нельзя принимать во внимание, когда речь идёт о нравственном оправдании

эвтаназии.

Ясно видно, что этической критики эвтаназия не выдерживает, так и

должно быть, ведь если бы не было и этической сдерживающей, то

увеличилась бы опасность злоупотреблений со стороны третьих лиц.

«Попытки легализовать эвтаназию в Соединённых Штатах Америки (с

1997г. в штате Орегон эвтаназия разрешена) привлекли к себе внимание

недавно как непосредственная реакция на книгу Дерека Хамфри «Последний

выход», которая, как сообщают, разошлась тиражом более 300 000

экземпляров. Эта книга превозносит «добродетель» эвтаназии и

ассистируемого суицида, живо описывая методы осуществления таких

летальных исходов.

В журнале First Things за декабрь 1991 года была опубликована

передовая статья в ответ на признание книги «Последний выход». Она

выразила опасение общества следующим образом: «Кампания эвтаназии

принимает вид ещё одной правовой акции прогресса, вопроса, чьё время

пришло. Эта кампания руководствуется идеями, которые цивилизованные

люди оставили в варварском прошлом. Последний выход – последнее

оправдание нежеланию проявлять заботу об обременительных больных.. Все

цивилизации и все религии представляют собой человечество,

размахивающее флагами неповиновения перед лицом смерти. Книга

«Последний выход» опустила эти флаги».[15]

Ещё один фактор, приводимый против эвтаназии – это субъективное

отношение со стороны лечащих врачей. Специалисты в области медицины

твёрдо верят, что если применение эвтаназии легализовать, то она

соответственно будет безопасна и гарантирована, и поэтому, если пациент

лично просит смерти, то она будет осуществлена в хороших санитарных

условиях и будет лишена насилия. Но здесь есть одно но.

«Если директивные указания (относительно эвтаназии) обращены к

опасности насилия в этих вопросах, они также намекают на другой аспект

этого согласия, то есть решение осуществить эвтаназию должно быть не

только добровольным, но должно также исходить из хорошего знания фактов

истории болезни. Хотя сами «факты», в большей степени, зависят от

знаний лечащего врача, его квалификации, опыта и определённого стиля

работы. Они также зависят от того, как лечащий врач посчитает нужным

изложить их пациенту. Другими словами, если согласие пациента зависит

от того, как он воспринимает своё собственное реальное положение, то

тогда его восприятие неизбежно подвержено влиянию лечащего врача…

Реальность применения эвтаназии кажется таковой, что только лечащий

врач может действительно открыть ей дверь, и в некоторых случаях он же

чётко указывает пациенту, где находится дверь, если пациент сам не

может её разглядеть… Это наводит на мысль, что согласие пациента на

эвтаназию зависит от того, как он понимает медицинские факты своей

истории болезни, – а его понимание в большей или меньшей степени

зависит от квалификации, опыта и умения лечащего врача сообщить эту

информацию».[16] Отсюда следует, что только высокая квалификация и

добросовестность врача позволяют тяжело больным людям иметь точную

информацию о своём здоровье, которая и определит дальнейшее решение

пациента.

Философская оценка эвтаназии.

Философский анализ проблемы эвтаназии – очень важный, на мой

взгляд, раздел этой работы, так как позволяет обсудить проблему со

стороны личной нравственности. Здесь я попытаюсь проследить три

вопроса, выделяемых философами: священность жизни, убийство или

позволение умереть и доктрину двойного эффекта.

Священность жизни.

Обычно люди, выступающие против практики эвтаназии, обращаются к

принципу священности жизни. Этот принцип утверждает, что человеческая

жизнь настолько уникальна, что мы никогда не должны прерывать её.

Эммануил Кант выступает с философской защитой этой уникальности путём

своего категорического императива. Сформулированный простыми словами,

его принцип гласит, что мы должны всегда рассматривать разумные

существа как конечную цель, а не как промежуточный этап. Я никогда не

должен прерывать вашу жизнь только потому, что она затруднительна для

Вас. Кант мог бы продолжить, говоря, что Вы не можете покончить со

своей жизнью потому, что она невыносима для Вас. Данный поступок

употребит волю для того, чтобы положить конец воле, что он считает

противоречивым и, следовательно, противоречащим нашей разумной природе.

Те, кто применяют принцип священности жизни к вопросу эвтаназии,

очевидно придерживаются точки зрения, что прекращение жизни по любой

причине нравственно неправильно. Люди, считающие так, должны тщательно

проверить последовательность своей позиции. Возьмём хотя бы ту же

смертную казнь.

Убийство или позволение умереть.

Второй вопрос, который затрагивают философы в отношении эвтаназии,

- это различие между убийством и позволением умереть. Некоторые авторы

утверждают, что пассивная эвтаназия не является эвтаназией вообще, но

данный подход – это только отталкивание проблемы в сторону. Даже если

позволение умереть не является эвтаназией, необходимо показать, почему

это позволение нравственно и допустимо, тогда как убийство

непозволительно, следуя подобному раскладу вещей.

«Кодекс Американской Медицинской Ассоциации, касаясь вопроса

эвтаназии, гласит, что врачи никогда не должны прерывать жизнь. Но,

несмотря на это, врачи не обязаны продлевать жизнь, руководствуясь

сверхъестественными усилиями, когда восстановление здоровья невозможно.

Таким образом, представляется, что АМА делает два различия. Первое –

между убийством и позволением умереть – заключается в том, что убийство

запрещено законом, а позволение умереть разрешено. Второе – это отличие

сверхъестественных усилий от обычных».[17]

Если мы зададим вопрос, что подразумевается под

сверхъестественными и естественными усилиями, ответ, скорее всего,

будет дан в терминах расходов и частоты использования. Так, например,

использование дорогой системы поддержки жизни для тяжёлого коматозного

пациента считается сверхъестественным, тогда как недорогие антибиотики,

предписываемые некоторым пожилым пациентам, больным пневмонией,

считаются обычными. Глядя на эти примеры, можно с готовностью

согласиться, что пациенту, страдающему пневмонией, должны прописываться

антибиотики, тогда как система поддержания жизни не должна

использоваться для поддержки безнадёжного коматозного пациента. Но не

ясно, является ли стоимость или частота использования причиной

нравственного разделения. Действительно, первоначальное нравственное

отличие состоит в силе лечения, а не в его стоимости или

обыкновенности. Сила и эффективность – полезные соображения, которые

могут быть применены, если принимать во внимание утилитарный подход к

нравственности. Но они беспомощны в попытках показать, что врачи

никогда не должны убивать, а в некоторых случаях позволить умереть.

Поэтому мы должны вернуться к рассмотрению вопроса о

противопоставлении: убийство – позволение умереть.

«Джеймс Рахелс в своём классическом труде о данном различии

утверждает, что оно не должно содержать нравственного бремени, которое

АМА и другие возлагают на него. Он приводит пример утопления ребёнка с

целью овладения наследством в контрасте с позволением ребёнку утонуть

тогда, когда его легко можно спасти. Рахелс полагает, что если

намерения и вытекающие последствия сходны между собой, то и действия

равно достойны порицания».[18]

Если, в отношении эвтаназии, намерение состоит в том, чтобы

пациент умер без дальнейшего медицинского вмешательства, то почему

активная эвтаназия запрещена, а пассивная разрешена? Неужели не может

быть ситуаций, когда активная эвтаназия, полагающая конец страданиям

быстрее, более гуманна?

Нет необходимости доказывать, что убийство иногда более гуманно,

чем позволение умереть, чтобы отвергнуть различие, указанное АМА.

Жизненная поддержка может быть включена или выключена. Лечение может

продолжаться или завершиться. Если намерение в обоих случаях состоит в

том, чтобы пациент умер, то тогда одно действие нельзя считать более

приемлемым нравственно, чем другое.

Такой подход будет доминировать до тех пор, пока мы не станем

рассуждать как пацифист, который утверждает, что не в праве отнимать

жизнь, хотя и не обязан так же пытаться сохранить ее. Конечно, если

врач утверждает, что намерение его заключается не в том, чтобы

позволить умереть, но только в сбережении препаратов, то он обращается

Страницы: 1, 2, 3