Политические конфликты и методы их урегулирования

уничтожают».

Впрочем, противоположных суждений на этот счет, высказанных от

библейских времен до наших дней, при желании можно припомнить ничуть не

меньше. Как же та или иная этическая система влияет на выбор стратегии,

сказывается на управлении конфликтом?

Сопоставляя стратегии возможного взаимодействия сторонников «первой» и

«второй» этических систем, будем исходить из того, что приверженцы каждой

из них объединены в отдельные группы, находящиеся в конфликте друг с

другом.

В этом случае стратегической целью «первых» должно являться достижение

компромисса, а стратегия их будет состоять не в полном и окончательном

разгроме противника, а в поиске такого компромисса. Конечно, приверженность

этой системе этических ценностей не означает, что в политической практике

компромисс может добываться любой ценой и что ее сторонники не должны уметь

или хотеть извлечь из него максимум выгоды прежде всего для самих себя.

Стратегия «вторых» в соответствии с их этическими ценностями должна

будет состоять в победе любой ценой, полном и окончательном разгроме

противника, а любые уступки будут восприниматься как отход от четкой цели,

беспринципность и, может быть, даже предательство. Для сторонников этой

этической системы лозунг «Все или ничего» является не только стратегической

установкой, требующей не поступаться принципами, но и технологией

практической политической деятельности.

Описанная выше ситуация имеет гипотетический характер, это, скорее,

мысленный эксперимент в учебных целях, нежели отражение реальной

политической практики. В действительности чистые, не смешанные объединения

приверженцев той или иной этической системы встречаются очень редко, а

логика поведения в политическом конфликте отнюдь не однозначно определяется

этикой.

Но вот, как говорится, «случай из практики». В последние годы «холодной

войны» во взаимоотношениях СССР и США сложилась ситуация, когда дальнейшее

обострение стратегического противоборства, новый виток в гонке ядерных

вооружений для каждой из сторон (хотя и по разным причинам и в разной мере)

были нежелательны. Чтобы положить этому конец и достичь успеха в

переговорах на встрече в Рейкьявике руководителей двух стран - Соединенные

Штаты Америки представлял тогда Р. Рейган, а Советский Союз - энергичный и

напористый, молодой по традиционным для СССР меркам М. С. Горбачев, - во

внешнеполитическом ведомстве США была разработана стратегическая концепция

контролируемой конфронтации. Эта концепция состояла в том, чтобы в случае

достижения компромисса дать другой стороне возможность «сохранить лицо»,

представив ее действия и инициативы как приведшие к полному успеху, а свое

согласие на компромисс - как вынужденный шаг, результат осуществления

чужой, а не согласованной цели. Для реализации этой стратегии Соединенные

Штаты предоставили М. С. Горбачеву возможность еще до начала переговоров

сделать заявление, в котором он выдвинул очередную советскую мирную

инициативу о сокращении ядерных и ракетных вооружений. Его выступление дало

возможность Советскому Союзу говорить о достигнутой победе - торжестве его

миролюбивой внешней политики. Учитывая, что участие СССР в гонке вооружений

подавалось советской пропагандой как противодействие агрессивным замыслам

империалистических агрессоров, способствующее сохранению мира во всем мире,

то соглашения, достигнутые в Рейкьявике, воспринимались - по крайней мере в

СССР - как победа, как важный шаг к достижению собственных целей и успех в

противодействии планам противника, В США эти соглашения, подкрепленные

взаимными обязательствами сторон, закрепленными в соответствующих

документах, оценивались как компромисс, вполне отвечающий национальным

стратегическим целям Америки.

Можно спорить о том, кто из участников той встречи и в какой мере в тот

период представлял ту или другую систему ценностей и достиг наибольшего

успеха в реализации своих целей. Но нельзя оспорить тот факт, что принятое

на ней соглашение показало свою эффективность, предотвратив сползание наших

стран к дальнейшей ядерной конфронтации, угрожающей не только им, но и

всему человечеству.

Следует признать и значение того непреложного факта, что любые

социальные и политические субъекты изменяются, эволюционируют. Более того,

даже неизменность их социальных, ресурсных, географических или каких-либо

других измерений, параметров и характеристик не предполагает неизменности

их потребностей, интересов и целей, трансформирующихся под влиянием

динамики системы, к которой принадлежит данный субъект или политическая

общность, не говоря уже об изменениях окружающей ее природной, техногенной

или социальной среды. А признав это, надо признать и неправомерность

презумпции неизменности сознания обитателей обоих замков, а вместе с ними и

всех тех, кто действует в рамках одной из рассматриваемых этических систем.

Каждый из них, как и принц Гамлет, может менять стереотипы своего поведения

в конфликтной ситуации, обучаться в ходе противоборства, совершенствовать

свою стратегию и выходить за рамки изначально усвоенных этических норм и

установок.

Отказ от этой презумпции влечет за собой и уход от логики исключенного

третьего, преодоление «асимметричного» разделения этических представлений

на «первые - вторые», т. е. в конечном счете ведет к отказу от «черно-

белого» видения и упрощенных оценок сторон конфликта. Участники

практической политики и, конечно же, любых конфликтов, развертывающихся в

этой сфере, в отличие от борцов с драконами или шахматных фигур, не

являются ни только первыми, ни только вторыми, ни только черными, ни только

белыми. Сформулированная логико-этическая дилемма недостаточно полно

отражает роль этики для политической практики, хотя и помогает уяснить ее

значение. Понимая, что с этим можно и не согласиться и, более того, зная

примеры длительного сосуществования и противоборства «первой и второй

этических систем», обратимся к тому, как политические конфликты разрешаются

в реальной политической практике.

Разрешение политических конфликтов

Каждый, кто более или менее внимательно дочитал учебник до данного

места, будет готов согласиться с тем, что универсального, пригодного на все

случаи жизни, а тем более Самого Лучшего Способа разрешения конфликтов не

было, нет, не будет и быть не может. Основанием для убеждения в

правильности столь категоричного утверждения может быть простое и логичное

рассуждение: если ни один конфликт не тождествен другому, то и способы

разрешения каждого из них не могут не отличаться. Но когда речь идет о

политических конфликтах, простота и логика часто оказываются обманчивыми.

Вспомните (а если нужно, прочтите еще раз первую главу): «Конфликт

сосредоточие не только тайн, но и коварства...».

Но как бы ни были коварны конфликты вообще и политические в частности,

ученые-политологи и конфликтологи стремятся на основе имеющегося опыта

разрешения разнообразных политических конфликтов найти если не пути, то

подходы к выходу из конфликтных ситуаций. Сопоставляя и оценивая

результаты; которые получают те, кто пользуется одним или несколькими из

этих подходов, можно придти к выводу о том, что стратегию разрешения

конфликта в значительной мере определяют результаты осуществления тех

установок, которые были приняты участниками конфликта ранее. Но стратегия

разрешения конфликта отнюдь не всегда является прямым продолжением

стратегии поведения в конфликтной ситуации.

Попробуем конкретизировать и, если нужно, уточнить это утверждение на

примере хотя бы одной из рассмотренных выше стратегий.

Обратимся к наиболее «простой». «Простой» эта стратегия представляется

потому, что участники политических конфликтов, придерживающиеся этой

стратегии, делают вид, что конфликта просто не существует, т. е. поступают

как упоминавшийся выше страус. Не признавая сам факт существования

конфликта, они надеются предотвратить его развитие и вытекающие из него

последствия умолчанием, отрицанием, приукрашиванием или любым схожим

приемом «отмены» реальной политической ситуации. Поскольку эти усилия не

приводят к желаемому результату, конфликт часто стремятся уже не отменить,

а подавить. «Страус» превращается даже не в «ястреба», а в нечто вроде

дорожного катка.

Подавление конфликта, как отмечают копфликтологи, редко рекомендуется в

качестве способа решения политической проблемы. Тем не менее, вера в то,

что «противоречие может быть подавлено, несомненно является очень старым

предположением руководящих инстанций»20. Подавление - неэффективный способ

управления конфликтом, поскольку, не разрешая конфликт по существу, оно

ведет к откладыванию решения, энергия противоборствующих сторон

накапливается, и взрывное проявление предельно обострившегося конфликта,

доведенного едва ли не до стадии применения вооруженного насилия,

становится лишь вопросом времени. К подавлению политических конфликтов

склонны тоталитарные режимы, которые, «устраняя» столкновения интересов или

даже «дурную», враждебную им сторону конфликтов, в принципе оказываются не

в состоянии ликвидировать как их основу, так и источник - общественное

разделение труда, товарно-денежные отношения, дифференциацию общественных

интересов, социальную структуру общества и, в конце концов, саму политику.

Характерное для послевоенных десятилетий советского периода отечественной

истории стремление властей обеспечить «монолитное единство» народа, союзных

стран или мирового коммунистического движения - пример скорее неудачного

подавления, нежели разрешения конфликтов взаимодействующих социальных общно-

стей.

Регулирование конфликта - в узком значении этого термина - означает

один из способов управления конфликтом. Регулирование предполагает не

прекращение, не ликвидацию конфликтов, а кон-

троль за их интенсивностью, проявлением энергии сталкивающихся сторон,

минимизацию грозящих им издержек и потерь. В данном случае цель состоит не

в том, чтобы устранить или предотвратить конфликт, а в том чтобы сделать

его плодотворным21.

Для регулирования конфликтов мало признать их неизбежность. Необходимо

осознать их роль, выявить функции ч условия их проявления, их характер (см.

главу V). Поскольку конфликты имманентны политике, неотделимы от нее в

принципе, то при таком подходе главное усилие сосредоточивается на формах,

«сценариях», различных вариантах протекания и развития данного конфликта.

В частности, большое внимание уделяется легитимизации и институализации

конфликта. Это выражается не только в признании неизбежности, нормальности,

а значит, и правомерности конфликта, но и в применении к нему неких правил,

норм, законов, выработанных или принятых всеми сторонами конфликта. Такими

«правилами» могут быть типовые международные соглашения и конвенции,

конституции, уставы и регламенты, договора и т. д. Их эффективность и

пригодность для регулирования и разрешения данного конфликта определяется

тем, насколько они признаются всеми его участниками, не отдают предпочтения

одной из его сторон в ущерб другой, с самого начала гарантируют хотя бы

формальное равенство их применения.

Конкретное содержание и формы этих правил столь же многообразны, сколь

многообразна действительность, сама политическая жизнь. Отличны друг от

друга не только требования к «хорошей» конституции, «хорошему»

международному договору или «хорошему» уставу политических объединений. В

разные периоды, в разных обществах и государствах, в различных политических

системах и при различных политических режимах эти требования не только не

тождественны, но и пересматриваются по мере изменения содержания и формы

проявления общественных потребностей.

Можно сказать, что правила и нормы участия в конфликте

институциолизируются, если они составляют систему так или иначе

зафиксированных и закрепленных вариантов сознательного, организованного и

регулируемого поведения. Примером едва ли не полностью

институциолизированного конфликта является дуэль.

Как известно, порядок противоборства ее участников, средства, время,

дистанция, а также поведение свидетелей, секундантов и участников дуэли до,

по время и после нее было регламентировано своего рода кодексом.

В основе институционализации политического конфликта лежит совокупность

социально, а часто еще и юридически легити-мизированных средств и санкций,

конституционализированный порядок выполнения тех или иных действий,

поведенческих актов и поступков. Из множества институциональных форм

разрешения политического конфликта - от международного суда до

«всенародного голосования» в микрорайоне - выделим одну из его форм -

посредничество. Оно представляет собой участие в конфликте, по

предварительному соглашению противоборствующих сторон, «третьей стороны»,

т. е. участие людей, инстанций, организаций, до этого не вовлеченных в

конфликт.

Посредничество может применяться участниками конфликта в мягкой,

необязательной форме, например, использование посредника для зондажа

позиций и намерений противника, для получения советов, рекомендаций и

предложений по разрешению конфликта, помощь в выработке условий временного

или полного прекращения противоборства. Примерами такого посредничества

является участие зарубежных наблюдателей «третьего» государства или

международной организации в конфликте между государствами.

Недостаточная эффективность подобного участия в разрешении конфликта

часто вынуждает противоборствующие стороны обратиться к арбитражу, чьи

решения имеют обязательную юридическую силу для каждой из них. Примером

арбитража в политических конфликтах может быть обращение в конституционный

суд по поводу конфликта из-за сферы, объема или срока действий властных

полномочий.

Понятно, что если для участников конфликта обращение к третьей стороне

и исполнение ее решений является обязательным, то такой арбитраж подходит к

границе, разделяющей регулирование и подавление конфликта.

Из громадного массива накопленного опыта разрешения политических

конфликтов, включающего в себя такие разные способы поведения в конфликтной

ситуации, как устремление к победе

любой ценой, посредничество или безропотная капитуляция перед угрозой

самой ничтожной жертвы, выделим едва ли не самый сложный вид управления

конфликтом - переговоры. Конечно, эта тема заслуживает не только

специального раздела в учебном пособии, но и многих монографий и учебников,

специально посвященных рассмотрению различных форм, «идеи, способов и

техники переговоров. К сожалению, недостаток места мешает с желаемой

полнотой осветить здесь эту тему, но даже вопреки этому обстоятельству

необходимо подчеркнуть: переговоры - не только способ окончания,

урегулирования, разрешения конфликта, но и способ участия в конфликте, одна

из форм его развития. Ведь сам процесс переговоров, включая подготовку к

ним и неизбежное сотрудничество в ходе этого процесса, может быть понят как

одна из форм или стадий конфликта и одновременно как способ управления

противоборством его участников, позволяющий в какой-то мере учесть и

реализовать их цели и интересы.

Что же касается четкого и ясного определения содержания понятия

«переговоры», то в науке, как и в большинстве других подобных случаев, нет

единого подхода. Одни ученые полагают, что переговоры - это мероприятие,

предполагающее, в первую очередь, сотрудничество, преследующее общие

интересы. С этой точки зрения, проявляющееся при переговорах соперничество,

которое позволяет одной стороне сопоставлять свои возможности и средства с

тем, что доступно другой стороне, и получать соответствующее

вознаграждение, на деле является не чем иным, как победой сотрудничества.

Другие исходят из того, что переговоры - это стратегия необходимая в

случае, когда на карту поставлены различные, если не сказать

взаимоисключающие, интересы, но вместе с тем существует необходимая степень

взаимозависимости участвующих в них сторон, которая позволит придти к

соглашению, выгодному для всех участников. Безусловно, стороны нс будут

соглашаться друг с другом, тем не менее, они хотели бы прийти к какому-либо

соглашению, т. к. ни промедление, ни борьба за свои интересы не принесут им

пользы".

Думается, что приведенные мнения ученых - хороший пример того, что при

обсуждении проблемы правы могут быть все стороны. Конечно, переговоры - это

и «стратегия», и «мероприятие», и «противоборство», и «сотрудничество», в

них «сталкиваются» и «сочетаются» как «общие», так и

«взаимоисключающие».интересы. Такого рода смешения характерны для

переговорного процесса. Но в зависимости от соотношения сил его участников,

содержания и степени значимости интересов каждого из них, личного стиля

поведения переговорщиков - людей непосредственно ведущих переговоры, от

формы, фазы и способа ведения переговоров 6;uianc между противоборством и

сотрудничеством смещается то в одну, то в другую сторону.

Следует иметь в виду, что ведение переговоров между участниками

политических конфликтов - не исключительная монополия приверженцев какой-

либо «этической системы», а объективная необходимость, возникающая и при

победе, и при безоговорочной капитуляции одной из сторон, и в случае

примерного равенства сил участников конфликта, и в случае нежелательности

его продолжения из-за неприемлемого соотношения результатов и цены

противоборства, а также в великом множестве других, часто непохожих друг на

друга, случаев. Конечно, при переговорах оказываются чрезвычайно важными

как соотношение сил участников конфликта, так и их способность и готовность

к иным формам противоборства, но хотелось бы подчеркнуть: политический

конфликт на стадии или в форме переговоров включает в себя элементы

сотрудничества, а следовательно, становится более управляемым.

Из сказанного ясно, что переговоры (как бы их не понимать) нс являются

исключительной сферой ведения конфликтологии, а уж тем более - политологии.

По сути дела, они становятся относительно самостоятельной сферой

деятельности, специфика которой определяется диалогичностыо процесса

принятия совместных решений ее участниками. Однако это не только не

отменяет роли переговоров, а, скорее, акцентирует внимание на особенностях

различных стилей и способов этого диалога, который может быть как

двусторонним, так и многосторонним.

Вести переговоры, равно как и участвовать в конфликтах, могут абсолютно

все - дети и взрослые, государства, международные организации и отдельные

граждане, лица, находящиеся у власти или стремящиеся к ней, посредники и

непосредственно заинтересованные стороны. Но тысячелетний опыт

свидетельствует, что успешнее всего переговоры ведут те, кто

специализируется в этой сфере деятельности, получил соответствующую

подготовку и обладает необходимой квалификацией. Классическим примером

такого переговорщика является дипломат, представляющий интересы своего

государства в диалоге с другим.

Весьма ярко необходимость привлечения к переговорам специально

уполномоченных людей обосновал Ф. де Коммин (1447 -1511) дипломат,

состоявший на службе многих государей, включая короля Франции Людовика XI,

рыцарь, суждения которого о политике обычно сравнивают с мыслями Н.

Макиавелли. «Это великое безумие встречаться двум одинаково могущественным

государям... в свите одного люди обязательно окажутся лучше одетыми, чем в

свите другого, что порождает насмешки, которые чрезвычайно раздражают; а

если это люди разных национальностей, то недоразумения возникают из-за

различий в языке и покрое одежды, ибо то, что нравится одним, другим не по

душе. Из двух государей один окажется более представительным и видным

собой, чем другой, и возгордится, слыша со всех сторон похвалы, а это не

может не бросить тени на другого». Неоднократно возвращаясь к этой теме, Ф.

де Коммин делает вывод: «Было бы лучше, если бы они разрешали споры с

помощью мудрых и добрых слуг».

Сегодня, когда политические руководители могут едва ли не ежедневно

видеть друг друга благодаря телевидению, регулярно разговаривают по

телефону, обмениваются визитами и т. д., может показаться, что рассуждения

об их «представительности» и национальных особенностях «покроя одежды»

имеют исключительно развлекательно-историческое значение. Это не так, или,

по крайней мере, не совсем так. Как бы ни были успешно обеспечены контакты

государственных деятелей, политических лидеров или руководителей каких-либо

организаций, ведущих политическую деятельность, почву для их встреч, основу

и проекты возможных соглашений и договоренностей по-прежнему готовят

«добрые и мудрые слуги» - люди профессионально специализирующиеся в умении

вести переговоры, завязывать и поддерживать контакты. Ими являются не

только представители одной из древнейших профессий - дипломаты, но и

работники разного рода департаментов, управлений, отделов всех служб, в

задачу которых входит поддержание диалога с другими организациями и

выработка совместных решений.

Ответ на вопрос, кто наиболее успешно ведет переговоры, определяется не

только профессиональными, качествами, рангом или должностью переговорщика.

Очень многое зависит от таких личных человеческих качеств, как темперамент,

чувство юмора, терпимость, умение слушать и убеждать. Не меньшее значение

имеют и личные отношения между переговорщиками, устанавливающиеся в ходе

переговоров, которые нередко имеют весьма длительный, а иногда и

многолетний срок. Понятно, что антипатия, взаимное неуважение, проявления

религиозной, расовой и национальной нетерпимости в межличностных отношениях

участников переговоров ни в коей мере не облегчают достижение соглашений

между теми, кого они на этих переговорах представляют. И, наоборот, наличие

общих вкусов (в том числе кулинарных и эстетических), привычек,

профессиональных и иных (в частности спортивных) пристрастий, знание и

уважение обычаев, языка и культуры друг друга облегчают самые сложные

переговоры.

Все это влияет и на то, как проходят переговоры. Разумеется, их

результаты куда в большей мере зависят от содержания подлежащих

согласованию интересов, чем от совместной охоты или посещения сауны с почти

неизбежно сопутствующими этому «ритуальными» трапезами. Но для достижения

успеха пренебрегать вкусным ужином не следует! Он, по сути, является

продолжением переговоров, дополнительной возможностью повлиять на их

участников, получить или сообщить дополнительную информацию, лучше узнать

противников и партнеров.

Как бы ни были старательны участники переговоров, как бы не стремились

они воздать должное достоинствам друг друга, есть рамки, за которые им, как

правило, выйти не удается. Эти ограничения задаются механизмом принятия

решений внутри представляемых переговорщиками сторон, их национальными и

социально-политическими особенностями.

Дело в том, что непосредственные участники Переговоров выражают и

отстаивают позицию как бы составляющую, производную от тех интересов,

целей, амбиций и настроений, которые сосуществуют (а иногда и борются)

«внутри» политических общностей, представляемых ими на переговорах.

Конечно, это в разной мере относится, например, к межгосударственным

переговорам, переговорам между представителями сдерживающих и

уравновешивающих друг друга ветвей власти или переговорам между

политическими партиями и движениями, составляющими избирательное

объединение. Но важно то, что эту представительскую функцию участники

политических переговоров выполняют всегда, за исключением лишь тех случаев,

когда они выступают только как индивидуальные политические субъекты.

Возникающие здесь трудности связаны с различием интересов, имеющихся внутри

любой политической организации и любого политического движения. Как

свидетельствует политическая практика, нередко конфликт этих «внутренних»

интересов оказывается куда более острым и труднее поддается разрешению, чем

конфликте общим «внешним» противником. Из множества примеров,

иллюстрирующих это положение, укажем на борьбу внутри большевистской

партии, обусловленную занятой позицией, ее руководством на переговорах в

Брест-Литовске в 1918 г., а также на конфликт внутри демократической

оппозиции в России середины 90-х гг. по поводу участия ее представителей в

диалоге с Президентом Б. Н. Ельциным.

На организацию и проведение переговоров при урегулировании

международных, межгосударственных, межнациональных и т. п. конфликтов

влияют также и национальные особенности -обычаи, традиции, т. е.

национальный стиль переговоров. При этом он характеризует наиболее типичные

особенности представителей данной страны, нации, национальной группы, но не

обязательно присущ каждому переговорщику, представляющему их на

переговорах. Так, немцы, поляки, евреи и китайцы, состоящие на

дипломатической службе США, на переговорах ведут себя как американцы, а не

как представители соответствующих национальных групп. То же самое можно

сказать о российских немцах, поляках, евреях, грузинах и т. д. Описанию и

анализу конкретных особенностей национального стиля переговоров посвящено

немало работ", и знакомство с ними весьма желательно для участников

соответствующих переговоров.

Здесь же надо указать еще на одну особенность ведения переговоров,

далеко не последнюю по значению для управления политическим конфликтом. Эта

особенность связана с социально-

политическим устройством той стороны, которую представляют

переговорщики.

Характеризуя стиль ведения переговоров, свойственный представителям

Советского Союза и однотипных с ним по общественно-политическому устройству

стран, М. Тэтчер - сама очень опытный переговорщик - отмечала: «Обычно,

когда начинались переговоры с ними при старой коммунистической системе - с

любой коммунистической страной, - у них на столе лежала груда бумаг, и,

какой бы вопрос им не задавали, они просто зачитывали абзац из этой груды,

и, если им говорили: "Это не дает ответа на мой вопрос", - они снова

зачитывали то же самое, и невозможно было вести дебаты или спор, или что-то

обсуждать»30. Это, увы, правдивое описание относится не столько к

отдельным, часто очень разумным и даже талантливым представителям

социалистических стран на международных переговорах, сколько к

политическому режиму, внутренней организации политической деятельности в

этих странах. Переговоры, основывающиеся на необходимости получения санкций

«сверху» даже при проявлении самой малой инициативы, трудно назвать

диалогом творческих людей, вырабатывающих совместное решение. В подобной

ситуации неизбежна «зажатость» переговорщика, вызванная постоянной тревогой

о следовании не столько духу, сколько букве спущенных руководством

инструкций, боязнью стать «невыездным», а то и потерять возможность

заниматься своей профессиональной деятельностью из-за малейшей

«самодеятельности».

Однако, несмотря на это, переговоры нередко были и до сих , пор бывают

очень успешными для подобных политических режимов. Дело здесь не столько в

искусстве или хорошей подготовке nepei оворщиков, сколько в соотношении сил

участников конфликта, возможности «твердой рукой» навести «железный

порядок» и установить единомыслие на своей стороне. И все-таки выработка

переговорной позиции на основе свободного согласования интересов, учета

всего спектра существующих в обществе мнений, активная и гибкая реакция на

изменение обстановки в долгосрочной перспективе попытает живучесть

достигнутых договоренностей, увеличивает шансы па их реализацию и

общественную поддержку.

Страницы: 1, 2, 3