Либерализм в России:основные этапы, идеи, особенности и перспективы

«соборная»», «государственность — всенародное единство, или соборная

личность народа») и политико-социологические основания либерального

консерватизма, понимаемого им как сближение, слияние, синтез

«экономического» или «чистого», политического либерализма и ценностного,

духовно-культурного консерватизма, или — иначе — классического

западноевропейского либерализма и ценностно-традиционалистского

консерватизма «почвы» (сильной власти и нравственно-культурных традиций

России). Синтез «трезвого консерватизма» и «твердого либерализма» —

либеральный консерватизм, согласно П. Б. Струве, спасет Россию от

потрясений и возродит се величие и свободу.

По мнению С. Л. Франка, в общественной жизни необходимо стремиться к

установлению равновесия между консерватизмом, «древними культурно-

историческими жизненными чувствами и навыками» и творческой инициативой,

«живой силой духовного творчества», т. е. к синтезу положительных ценностей

консерватизма и либерализма и преодолению крайностей обоих. Для него

приемлемы только те формы социального бытия, только те формы устроения

социума и действующих в нем норм и учреждений, которые предполагают

«сущностное нравственное совершенствование в смысле внесения добра в

человеческие души, их нравственное воспитание». Для С. Л. Франка аксиомой

прочного бытия является тезис «Уровень общественного порядка стоит в

функциональной зависимости от нравственного уровня людей, его

составляющих».16 Франк относился к событиям всемирной и российской

политической истории с позиций общечеловеческих ценностей, ибо для него

главной проблемой социальной философии была проблема человеческой жизни

вообще, человеческого самосознания: «Что есть человек и каково его истинное

призвание».17

С. Л. Франк анализирует отнологически-бытийственные, пространственно-

временные основания либерального консерватизма. Консерватизм, по его

мнению, — это присутствие в общественной жизни прошлого в настоящем, а

либерализм (у Франка — «футуризм»)—это наличие в ее настоящем

устремленности к великим целям и задачам. Настоящее же временно, преходяще,

и за временным аспектом настоящего в общественной жизни «таится ее вечный

фундамент и источник ее сил, ее сверхвременное единство, первичное единство

ее настоящего с се прошлым и будущим».18 Это сверхвременное, вечное

единство прошлого, настоящего и будущего в общественной жизни есть

соборность — живое духовное единство общества, неразрывное единство «я» и

«ты» — в «мы» — тот уровень общественного бытия, который находится в

неразрывном единстве со вторым — внешним, механическим уровнем —

общественностью.

Признавая двойственность «общественности» и «соборности», двух

разнородных и независимых сил и их сосуществование, С. Л. Франк ищет

возможность оправдания и совмещения ценностей как либерализма, так и

консерватизма: антиномию, соперничество двух начал общественного бытия —

«соборности» и «общественности» — он видит в разрешении «только через

утвержденность их в третьем высшем — в служении Богу, абсолютной правде —

они находят свое прочное согласование и примирение. Таким образом,

последний источник общественной связи лежит в моменте служения, в

утвержденности общественного единства в святыне».19

В гармоническом равнодействии консерватизма и творческой инициативы в

общественной жизни — сущность либерального консерватизма. Воплощение его

идей в политике, по мнению С. Л. Франка, поможет избежать безумного

чередования противоположных полюсов власти — анархии и деспотизма,

трагической социальной диалектики — насильственного социализма сверху и

традиционного политического консерватизма и перейти к нормальному

созидающему социальному творчеству. Для этого необходимо также приложение

принципов либерального консерватизма к переосмыслению затасканных и

ставших, по существу, бессодержательными многих политических терминов, в

частности «правый» и «левый».

Для классификации многообразия политических мировоззрений и движений С.

Л. Франк предлагает не один традиционный признак их дихотомического

разделения на «правые» и «левые», а три критерия, три ряда разнородных

«духовных и политических мотивов»:

1. чисто философское различие между традиционализмом и рационализмом, между

стремлением жить по историческим и религиозным преданиям, по логически не

проверяемой традиционной вере (по вере и обычаям отцов) и стремлением

построить общественный порядок чисто рационально, умышленно планомерно;

2. чисто политическое различие между требованием государственной опеки над

общественной жизнью и утверждением начала личной свободы и общественного

самоуправления (в этом смысле «правый» — значит государственник, этатист,

сторонник сильной власти, в противоположность «левому» — либералу);

3. чисто социальный признак — позиция, занимаемая в борьбе между высшими,

привилегированными, богатыми классами, стремящимися освободиться от

подчиненности и занять равное или даже господствующее положение в

обществе и государстве. В этом смысле «правый»— значит сторонник

аристократии или буржуазии, «левый» — демократ или социалист».20 Такая

классификация Франка, предложенная им в 1931 г., весьма актуальна и

научно плодотворна и сегодня для анализа процессов, происходящих в

политических партиях и движениях современного российского общества, и

может служить теоретическим фундаментом для опыта их научной

классификации.

История либерализма в России на примере одного из вариантов его

национальных модификаций — «охранительного» либерализма Б. Н. Чичерина и

либерального консерватизма П. Б. Струве, С. Л. Франка и др. — подтверждает

закономерность: чем больше либерализм был связан с национальным

самоопределением и внутриполитическими проблемами «догоняющего типа

развития», с процессами модернизации, тем больше он «пропитывался» идеями

консерватизма.

Третья историческая форма (направление, волна) русского либерализма

была представлена «новым» либерализмом, который идейно сформировался в

условиях кризиса 90-х годов, идейного размежевания земского либерального

движения, в обстановке резкой критики идеи правового государства со стороны

как леворадикальных, так и реакционно-консервативных сил. Основными

проблемами «нового» либерализма были: обоснование необходимости и

возможности для России правового государства, защита его основных

принципов, осмысление его особенностей и перспектив развития при условиях

сохранения гражданского мира, политической стабильности и осуществления

социально-политических реформ мирными средствами.

«Новый» либерализм ориентировал отечественную политико-социологическую

мысль рубежа веков на синтез ценностей старого русского либерализма с

идеями и социальными программами демократического социализма и на

размежевание с марксистским ортодоксальным социализмом. Несогласный с

идеями официального либерализма, ориентированного на реформирование

общества сверху, «новый» либерализм не отрицал те идеи либерального

консерватизма, которые были актуальны в новых исторических условиях, прежде

всего — идеи «права и прав», свободы и прав личности, связанные с теорией

правового государства. Представители «нового» либерализма в своих

концепциях, различных по своим философско-теоретическим основаниям

(позитивизм и неопозитивизм Н. И. Кареева, П. Н. Милюкова, М. М.

Ковалевского, психологический позитивизм Л. И. Петражицкого,

социологический позитивизм С. А. Муромцева, неокантианство Б. А.

Кистяковского и др.), выясняли соотношение между идеями либерализма и

социализма, возможности их сближения. В своих социально-философских и

политико-социологических теориях они пытались обосновать необходимый для

России «правовой режим, конституционное народное представительство,

ответственное правительство, демократические свободы — без примеси реакции

и без давления революции. Его задача сводилась к тому, чтобы помочь России

найти средний путь политического развития и удачно проскользнуть между

Сциллой реакции и Харибдой революции».21

Особенностями «нового» либерализма было нетрадиционное понимание

основных принципов правового государства как государства, проводящего идею

защиты личной (в том числе экономической) свободы и учитывающего

естественное неравенство и социальные различия на уровне «жизненного

старта», признающего законно гарантируемое право на прожиточный минимум и

образование. Государству отводилась роль посредника, способствующего

приобщению всех социальных групп к выработке компромиссов для нахождения

«равнодействующей» их различных интересов (Н. И. Кареев, П. И. Новгородцев,

С. И. Гессен). «Если для классического либерализма деятельность государства

ограничивалась функцией охраны права, то для „нового» либерализма меняется

содержание самой охранительной функции: защищая тезис „все, что не

воспрещено законом, то возможно», он придавал запретам смысл положительных

предписаний с позиций справедливости. . . Функции же государства состоят в

поддержке, в гарантии солидарных интересов людей, т. е. самого ценного с

точки зрения общечеловеческих интересов. Солидарность — вот тот

общественный идеал, следование которому составляют смысл и содержание

государственной деятельности, ибо государство по своему назначению и по

своей природе есть самая всеобъемлющая форма солидарности».23

Сохранив преемственность с идеями классического и русского либерализма,

«новый» либерализм дополнил его новой аргументацией в трех направлениях. По

обобщению С. И. Гессена, они заключались:

1) в толковании прав человека («права-притязания» по отношению к

государству);

2) в понимании принципа равенства («равенство исходного пункта»);

3) в отношении к институту собственности (неприятие монопольной

собственности).24

В интерпретации прав человека «новый» либерализм связывал права и

благосостояние: идея права дополнялась идеей блага, гарантом которого

выступает государство. Право каждого гражданина рассматривалось как «право-

притязание» на труд, на образование, на медицинское обслуживание, на

пенсионное обеспечение, на пользование землей и орудиями производства, на

участие во всех материальных и культурных благах.

Понимание принципа равенства в «новом» либерализме трактовалось не

формально-юридически — как равенство перед законом, которое не гарантирует

еще фактическое социальное равенство (но не «уравнение») «исходных шансов»,

а как социальное равенство, уровень которого определяется проводимой

государством социальной политикой.

Собственность «новый» либерализм истолковывал не только как

принадлежащую индивиду вещь, а как основу хозяйственной предпринимательской

деятельности и культурного творчества человека. Развивая новые идеи о

правах, равенстве, собственности, о правовом государстве, представители

русского «нового» либерализма использовали идею Вл. Соловьева о «праве

каждой личности на достойное существование» в правовом государстве,

обеспечивающем человеческую полноправность, которую он сформулировал одним

из первых в Европе, заложив социально-философские основы «нового»

либерализма, пытаясь обосновать их в согласии с общим духом либеральной

системы ценностей. «Если „старый» либерализм настаивал на невмешательстве

государства в дела гражданского общества, хозяйственную деятельность, то

«новый» либерализм утверждал «право-притязание» каждого по отношению к

государству и соответственно государства по отношению к своим гражданам»,27

что и должно было бы обеспечить «право каждого на достойное человеческое

существование».

Если к «охранительному» либерализму Б. Н. Чичерина можно применить

нормативно-методологический критерий историко-философского анализа

различных типов либерализма, связанного с представлениями о природе

законов, норм и институтов общества, поощряющего свободу частного лица

(чичеринский консервативный либерализм следует гегелевской традиции

метафизики права), то либеральный консерватизм П. Б. Струве оказывается

национал-либерализмом, исходящим из так или иначе понятой

«субстанциональности» связей индивида и государства. В свою очередь,

«новый» либерализм третьей волны есть социальный либерализм, предполагающий

различные версии расширения социального реформизма государства по отношению

к своим гражданам — «права-притязания» каждого на достойное человеческое

существование. Обе последние формы русского либерализма — консервативный и

«новый»— в определенной степени подчиняются классификации «состава семьи

либерализма» на основании критериев характера, цели и мери интенсивности

взаимодействия индивидов и государства.28

ЧЕТВЁРТАЯ ВОЛНА

Каковы же перспективы и судьбы, каково содержание нового типа

сегодняшней, четвертой, волны либерализма в нашем современном

постперестроечном обществе? Каковы шансы современного российского

либерализма? Это покажет время, но пока теоретические прогнозы о

возможности утверждения либерализма в России различны. В ходе проведения в

1994 г. коллоквиума «Современная социальная концепция: либеральное видение»

был представлен следующий спектр основных мнений о возможностях либерализма

в современной России:

1) происходит «реанимация» предреволюционного либерализма

эмигрантов, отстаивавших идеи классического либерализма на почве

русской интеллектуальной традиции, а именно — ценности духовных

начал нации, государства, права и свободы индивида;

2) осваивается «гуманитарная идеологическая помощь»

Запада—«внедрение» либерализма в России сугубо через рынок;

3) изобретается что-то новое, подходящее к современным российским

условиям; в частности, проблема либерализма для России — это

проблема синтеза либерализма и демократии.29

Внедрение идей и ценностей западного либерализма в Россию, очевидно,

невозможно. В условиях кризиса ценностей, раскола либерально-

демократического движения, отсутствия сильного умеренного центра,

реформированности среднего класса, зрелых политических партий с устойчивой

массовой социальной базой, цивилизованного рынка, отсутствия укоренившейся

традиции автономии личности радикальный либерализм оборачивается практикой

внедрения «дикого рынка», «диких партий», разрушающих культуру и

нравственность, что приводит к резкой поляризации социального расслоения

общества.

Некоторые российские и зарубежные политологи связывают возможности и

будущее либерализма в России либо с утверждением основных идей русского

либерального консерватизма, соединяющего ценности либеральной демократии и

национальных государственных и духовных традиций, либо с усвоением

ценностей «нового» либерализма, синтезирующего принципы классического

либерализма и социал-демократии. Так, крупнейший немецкий политолог Г.

Розмозер, категорически отвергая возможность и желательность утверждения

либерализма в России только через рынок, связывает его перспективы с

консервативным либерализмом: «Россия должна соединить экономический

либерализм с духовно-культурным консерватизмом. Альтернативой этому был бы

фашизм». «Если в России у либерализма вообще есть будущее, то ему придется

ужиться с просвещенным консерватизмом»,30 — подчеркивает Г. Розмозер.

Этот вывод-прогноз очень созвучен и даже как бы повторяет высказывания

П. Б. Струве о либеральном консерватизме (зависимо или независимо от Струве

— ведомо лишь немецкому ученому). Известный теоретик либеральной Свободной

партии Австрии (СПА) Г. Штикс также предлагает объединить национальные

устремления европейцев с идеями классического либерализма, называя подобный

синтез евролиберализмом, что, по существу, соответствует традиции

концептуальных основ русского консерватизма. Г. Штикс выступает за

сотрудничество либерализма с национализмом и па примере истории либерализма

в странах Европы показывает притягательную силу такого синтеза.31

Общепризнанный отечественный историк либерализма в России В. В. Леонтович

еще в середине 50-х годов также связывал его будущее с «единственно

настоящим либерализмом для России — либеральным консерватизмом».

Аналогичные прогнозы сегодня высказываются специалистами по истории

политико-социологической мысли русского либерализма—В. И. Шамшуриным, В. Ф.

Шаповаловым и др.32

Другие авторы связывают перспективы российского либерализма новой,

четвертой волны с такой его формой, как «новый» либерализм, или социальный

либерализм, сближающий ценности отечественного либерализма и

социалистические идеи. Так, один из теоретиков «нового» либерализма С. И.

Гессен считает его «продуктом социалистической критики либерализма».33

Очевидно, что «разговор о состоянии и перспективах либерализма в

современной России представляется крайне малопродуктивным, если он

фокусируется на сличении существующих у нас либеральных формаций с

западными образцами на предмет выяснения „подлинности» первых, степени их

близости к «истинному» либерализму»,34 тем более, что существует мощная

интеллектуальная традиция русского либерального консерватизма и «нового»

либерализма. Их многие идеи и ценности по-прежнему остаются одним из

важнейших компонентов современной человеческой культуры и теоретическим

фундаментом для возможного в России либерализма новой четвертой волны.

«Сила государства опирается вообще на своеобразное сочетание внешней

материальной мощи с нравственной крепостью. Нужно и то, и другое, а у нас

пока нет ни того, ни другого, поскольку государственная жизнь творится

официальной Россией»,35— писал П. Б. Струве еще в 1910 г. ... Как

пророчески и как злободневно звучат сегодня его слова, в которых вновь

слышится призыв к духовному возрождению России, к возвращению ее былого

государственного величия, призыв к обретению подлинной свободы па принципах

традиции русского либерального консерватизма.

Сегодня Россия вновь находится перед выбором, и хочется надеяться, что

на этот раз, когда все иные модели и варианты социального упорядочивания

кажутся утопическими или «отработанными», Россия окажется готовой к

реализации умеренных, закономерных и — одновременно — вынужденно-

необходимых проектов: либо либерально-консервативного, синтезирующего идеи

классического либерализма с вековыми устоями и национальными традициями

государственности и духовной культуры, либо «ново-либерального»,

гарантирующего в своем социальном идеале всем своим гражданам «право на

достойное человеческое существование», если мы, конечно, хотим свободную,

обновленную Державу Российскую, а не считаем Россию «колоссом на глиняных

ногах»...

ЛИТЕРАТУРА

Кандидат философских наук, доцент Санкт-Петербургского

государственного технического университета.

1 Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и

культуры. М., 1989. С. 66;

Леонтович В. В. История либерализма в России. 1762—1914. М., 1995;

Валицкий А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца XIX —

начала XX века // Вопросы философии. 1991. № 8.

2 Новикова Л., Сиземская И. Либеральные традиции в культурно-историческом

опыте России // Свободная мысль. 1993. № 15;

Замалеев А. Ф., Осипов И. Д. Русская политология: обзор основных

направлений. СПб., 1994. Гл. 5

Fischer G. Russian Liberalism from gentry to intelligentsia. Cambridge;

Massachusetts, 1958.

3 Чичерин Б. Н. Несколько современных вопросов. М., 1862. С. 189—197,

199—200.

6 Козловский В. В. Социологические альтернативы в дореволюционной России //

Вести. С.-Петербург, ун-та. 1993. Сер. 6. Вып. 4. С. 51,

7 Чичерин Б. Н.

1) Несколько современных вопросов. С. 135—138;

2) 2) Вопросы политики. 2-е изд. М., 1905. С. 16, 28.

8 Чичерин Б. Н. Несколько современных вопросов. С. 164—178.

9 Там же. С. 159, 162.

10 Струве П. Б.

1) О мере и границах либерального консерватизма // Полис. 1994. № 3. С.

133;

2) Дух и Слово. Статьи о русской и западноевропейской литературе. Париж,

1981. С. 219.

Страницы: 1, 2