Демократия: сущность, становление и развитие

как на “всемогущую и всеисцеляющую” силу, ей посвящают все свои силы и

энтузиазм. А чего стоят заявления о демократии, как наивысшей и конечной

форме, в которой политическое развитие достигает своего экстремума?!

Современная политическая теория подвергает подобные взгляды, как

мнения наивные и поверхностные, сомнению и противопоставляет им ряд

наблюдений и выводов, снимающих с демократии ореол чудесного,

сверхъестественного и вводящих ее в число естественных политических

явлений, представляющих ее как элемент, “равноправный” всем остальным

политическим формам. Особенно подчеркивается чрезвычайная трудность

осуществления демократической идеи и величайшая легкость ее искажения.

Многие великие мыслители находили, что демократия может быть осуществлена

лишь при особых, специфических условиях. Более того, большинство

определенно полагали, что, если понимать демократию во всей строгости этого

явления, то истинной демократии никогда не было и не будет.

Подобные суждения столь авторитетных ученых как Руссо, Брайс, Прево-

Парадоль, Шерер, Гирншоу и др. вполне подтверждают и ярко подчеркивают те

выводы о демократии, к которым приводит и исторический опыт и политическая

наука. Наивные предположения о том, что стоит только “свергнуть” старый

порядок и провозгласить “всеобщую свободу”, всеобщее избирательное право,

народное самоуправление и демократия осуществится сама собой не выдерживают

критики. На самом деле, мысль о том, что с разрушением старых устоев тотчас

же наступает истинная свобода, принадлежит не демократической, а

анархической теории. По своему существу демократия есть самоуправление

народа, но для того, чтобы это самоуправление не было пустой фикцией надо,

чтобы народ выработал свои формы организации. “Народ должен созреть для

управления самим собой, понимающий свои права и уважающий чужие, осознающий

свои обязанности и способный к самоограничению. Такая высота политического

сознания никогда не дается сразу, она приобретается долгим и суровым опытом

жизни. И чем сложнее и выше задачи, которые ставятся перед государством,

тем более требуется для этого политическая зрелость народа, содействие

лучших сторон человеческой природы и напряжение всех нравственных сил”[4].

Кельзен, как и многие другие видные ученые, соглашаясь с наблюдением,

что при демократии, как и при всех других политических системах,

определяющее значение имеют не массы, а вожди, в то же время отстаивают

превосходство демократии с той точки зрения, что именно здесь совершается

наиболее качественный отбор вождей. Возможно, во многих случаях это

действительно так, т.е. демократизм практически допускает сочетание с

аристократизмом, но это все по определению находится в противоречии с

чистотой демократической идеи. Признание же необходимости

аристократического ядра для жизнеспособных демократий тождественно согласию

с утверждением Руссо, что “истинная демократия более пригодна для богов,

нежели для людей”.

Следует признать, что сделанный вывод легко оспаривается замечанием о

принципиальной невозможности осуществления в чистом виде ни одной из

известных политических систем. Разбирая слабые стороны демократии, можно

отметить, что эти же или какие-то другие недостатки в той или иной степени

свойственны и другим формам. Человеческая природа, недостатки ума и

характера, слабость воли остаются одинаковыми во всех системах. Однако

именно это умозаключение вводит демократию в ряд других форм, освобождая ее

от ореола совершенства и законченности, который стремились придать ей ее

первые провозвестники.

Демократия и поиск идеального государственного устройства

Демократия имеет превосходства и недостатки, сильные и слабые

стороны. В противоположность безоглядному политическому оптимизму, особенно

ярко проявившемуся, к примеру, в СССР во второй половине 80-х годов, когда

казалось, что демократия есть нечто высшее и окончательное, что стоит

только ее достигнуть и все остальное приложится, следует признать, что

демократия не путь, а “распутье”, не достигнутая цель, а только лишь

“промежуточный пункт”. Это - “опушка леса с неизвестно куда расходящимися

тропинками”. “Мы надеемся, что прямой путь еще не утерян; но в то же время

видим, что уводящие в сторону перекрестные пути таят в себе великие

соблазны”[5].

Своими широчайшими возможностями и перспективами демократия как будто

бы вызвала ожидания, которые она не в силах удовлетворить. А своим духом

терпимости и приятия всех мнений она открыла простор в том числе и для

направлений, стремящихся ее уничтожить. Другой она быть не может, ибо это -

ее природа, ее преимущество. Но этим она могла удовлетворить лишь

некоторых, но никак не всех. У людей всегда остается потребность продолжать

совершенствование до бесконечности призрачного абсолютного идеала и никакой

политической системой их не удовлетворить. Поэтому вопрос о том, может ли

демократия смениться другими формами имеет ясный ответ: это случалось

ранее, происходит сейчас и, в принципе, может произойти в будущем.

Демократия всегда есть “распутье”, так как она есть система свободы,

система релятивизма, для которого нет ничего абсолютного. Демократия есть

пустое пространство (“опушка”), в котором могут развиваться самые

разнообразные политические стремления (“тропинки”). Проявляемое

недовольство демократией в принципе можно трактовать, как усталость людей

от неопределенности, желание выбрать конкретный манящий путь, “тропинку”

развития. Однако трудно дать однозначный ответ на вопрос “а не вернемся ли

мы в конце концов снова на опушку?”. На данный момент мы более всего

склонны соглашаться с известным высказыванием Черчилля: “демократия -

плохая форма правления, однако ничего лучшего человечество пока не

придумало”.

Современная демократия

Постепенное укоренение современной демократии и повышение ее влияния

на различные стороны жизни привели к тому, что в наше время понятие

демократии расширилось и стало включать не только характеристики формы

политического правления (от его всенародности до параметров участия граждан

в самоуправлении), но также идеологические и, шире, мировоззренческие

подходы к отношениям между людьми, а также моральные и даже философские

посылки человеческого существования в условиях современности. Это побудило

политическую науку отличать демократию в широком или идеальном смысле от ее

собственно политической, преимущественно институциональной основы. Наиболее

последовательно, пожалуй, подобное различение проводит Р.Даль, пользующийся

в первом смысле словом демократия и предложивший использовать для

обозначения институциональных решений слово полиархия (polyarchy). Оно

дословно переводится как "многовластие, правление многих" и для древних

эллинов скорее имело негативный оттенок, связанный с разбродом и

рассогласованностью правления. В контексте же современности этим словом,

напротив, подчеркивается политический плюрализм и способность институтов

современной демократии обеспечивать взаимодействие и согласование интересов

без утраты их самостоятельности и принципиального равенства.

Оказывается, что принципиальная проблема демократии, как и любой

другой политико-идеологической системы, заключается в том, каким образом

она сочетается с природой человека, исходит ли она из реальной, подчас

болезненной противоречивости современной личности, ограниченности ее

ресурсов, из наших предрассудков и мучительных комплексов, или же

ориентируется на некий во многим утопический идеал человека. До сих пор

нередко утверждают, что демократия вообще, включая и современную, не только

нормативна, но и основана на бескомпромиссных требованиях благости и

совершенства людей.

"В основе демократии лежит оптимистическая предпосылка о естественной

доброте и благостности человеческой природы. Духовным отцом демократии был

Ж.-Ж.Руссо, и оптимистические представления его о человеческой природе

передались демократическим идеологам. Демократия не хочет знать

радикального зла человеческой природы. Она как будто не предусматривает

того, что воля народа может направиться ко злу, что большинство может

стоять за неправду и ложь, а истина и правда могут остаться достоянием

небольшого меньшинства. В демократии нет никаких гарантий того, что воля

народа будет направлена к добру, что воля народа пожелает свободы и не

пожелает истребить всю свободу без остатка". Н. А.Бердяев, "Новое

средневековье"

"Много зла наделали человечеству философы школы Ж.-Ж.Руссо. Философия

эта завладела умами, а между тем вся она построена на одном ложном

представлении о совершенстве человеческой природы, и о полнейшей

способности всех и каждого уразуметь и осуществить те начала общественного

устройства, которые эта философия проповедовала. На том же ложном основании

стоит и господствующее ныне учение о совершенствах демократии и

демократического правления. Эти совершенства предполагают — совершенную

способность массы уразуметь тонкие черты политического учения, явственно и

раздельно присущие сознанию его проповедников. Эта ясность доступна лишь

немногим умам, составляющим аристократию интеллигенции; а масса, как всегда

и повсюду, состояла и состоит из толпы "vulgus", и ее представления по

необходимости будут "вульгарные".

К.П.Победоносцев, "Великая ложь нашего времени"

В подобных утверждениях есть только доля истины. Демократическое

мировоззрение действительно исключает представления о безусловной

греховности и зле человеческой природы, ибо в этом случае неизбежно

оправдание авторитарного принуждения и дисциплинирования ущербных, злобных

и неразумных людей. Это принуждение, как логично заключал тот же

К.П.Победоносцев, не может подлежать человеческому обсуждению, а тем более

осуждению, ибо — "несть власть, аще не от Бога". Вполне понятно, что поиск

источника власти в Народе или же в Демосе как корпусе граждан требует

иного, в целом позитивного отношения к их возможностям. Однако лишь крайние

и догматические версии первоначальной демократии могли предполагать

безусловную благость всенародного правления ("народ всегда прав") или

разумность самоуправления добродетельных граждан ("делай каждому то, чего

хотел бы себе"). Современная демократия зиждется на представлениях о

неопределенной и развивающейся, а тем самым разнообразной природе человека.

В силу этого каждый может, во-первых, найти и использовать то, что окажется

ему полезно (попечительная, а затем легалистская демократия по Д.Хелду), а

во-вторых, использовать потенциал демократии для обретения новых

способностей, развития своей личности и в этой мере — совершенствования

человеческой природы вообще (развивающая, а затем и плюралистическая

демократия).

Свойственные современной демократии представления о многообразии и

изменчивости человеческой природы, о необходимости постоянного критического

обсуждения и пересмотра не только политических курсов, но и критериев их

определения задают очень высокий уровень требований и к Демосу в целом, и к

каждому из составляющих его граждан. В несовременных или только частично

модернизированных системах человеку была гарантирована возможность

положиться на стабильные, привычные и зачастую незамысловатые роли и схемы

политического поведения. Демократизация породила явление, которое Эрих

Фромм метко назвал "бегством от свободы". Суть его заключается в том, что,

ломая традиционные, в т. ч. корпоративные структуры, резко увеличивая темпы

горизонтальных и вертикальных перемещений, "атомизируя" общество,

демократизация лишает людей привычной системы ориентации, психологических и

организационных "опор" и "рамок" поведения индивида. Снятие всевозможных

сословных и иных ограничений, твердо направлявших жизнь человека в прежних

условиях, сделало человека свободным — в современном смысле. Одновременно

на него легла тяжесть ответственности за решения, касающиеся его

собственной судьбы, а также всей политии. Совместное действие этих факторов

привело к тому, что одинокий, растерянный и дезориентированный человек

оказался не в состоянии выносить "бремя свободы". Ему кажется, что обрести

прежнюю уверенность в себе и чувство стабильности можно, лишь жертвуя

свободой в обмен на ощущение определенности, возникающее в жесткой

тоталитарной системе, перекладывая всю полноту ответственности за принятие

решений на вождя или режим. Разрушение традиционных мифов, замена их

рационалистическим миропониманием, ориентация на личную пользу остро ставят

вопрос о смысле человеческого существования. В этих условиях значительная

часть массы, предрасположенная к авторитарному подчинению или просто

слишком слабая для того, чтобы взять на себя ответственность за свою

судьбу, ищет выхода в "суровом комфорте тоталитарной диктатуры", стремится

ассоциировать себя с авторитарно-тоталитарными идеологиями и движениями.

Они сообщают растерянному индивиду иллюзорное чувство собственной

значимости, а обожание вождя, "растворение" беглеца от свободы в мифической

слиянности Вождя и Народа оборачивается некоей символической приобщенностью

к власти.

Демократия, таким образом, это не статичное состояние, а процесс,

постоянно развивающий и расширяющий принципы демократического устройства,

широту охвата проблем и пространств. И все же какова роль и перспективы

демократической государственности сегодня, на пороге нового тысячелетия?

Что это, беспрецедентный по своим масштабам эксперимент или же норма? Эти

вопросы продолжают вызывать острую дискуссию. Как представляется, на

сегодняшний день преобладают два основных подхода к этой проблеме.

С точки зрения первой группы специалистов, хотя мы вроде бы и

наблюдаем сегодня триумфальный марш демократии по всему миру, она все же

является в первую очередь продуктом западного типа развития и культуры. А

это ставит под вопрос ее стабильность на достаточно длительную перспективу

в других частях света.

Другая точка зрения рассматривает демократию как цель истории и называет

переход к демократическому типу правления подлинной мировой революцией.

Используя историческую и антропологическую аргументацию, сторонники этого

подхода доказывают, что демократия - единственная форма человеческого

общежития, свойственная именно человеку. Поэтому эволюционное развитие

человеческого рода в конце концов приводит к торжеству демократии как еще

одной ступени "прорыва" в цивилизацию.

В любом случае принцип демократической легитимации сегодня стал практически

общепризнанным, фактически сняв все Другие типы легитимности с повестки

дня. Но это отнюдь не означает одновременного исчезновения других форм

господства. В частности, как представляется, заслуживает внимания усиление

влияния другого принципа в последние десятилетия, а именно: принципа

легитимности исламской теократии. Ислам - единственная из религий, которая

сумела обосновать теократическое господство. Безусловно, на сегодняшний

день ислам еще не приобрел универсального значения, однако его

пассионарность, наступательность в сочетании с демографическими и

социальными факторами, открывает весьма впечатляющий потенциал.

Однако похоже, что в современных условиях сам принцип демократической

легитимации приобретает почти магическую силу. Почему же ему все-таки

удается удерживать свои позиции, несмотря на социокультурные,

традиционалистские, религиозные и инновационные "вызовы"? Дело в том, что

демократический принцип легитимации в функциональном плане легко реагирует

на быстрые общественные изменения, присущие современному типу

цивилизационного развития. Ни один другой принцип легитимации не создает

таких возможностей.

Заключение

Изучение мирового опыта демократизации и познание основ теории

современной демократии и полиархии принципиально важно для модернизации

российской политической культуры. Это не означает, однако, ее слепое

моделирование по иностранным образцам. Напротив, изучение успехов и неудач

предшествующих демократизации позволит осмыслить глубину проблем, оценить

специфику отечественных политических традиций и свои собственные

возможности на фоне действительного объема того, что предстоит сделать.

Это, вероятно, поможет избежать промахов и ошибок, подобных совершенным в

последние десятилетия и, особенно, в недавние годы. Основными причинами

просчетов были легкое отношение к задачам демократизации, поверхностное

подражательство, иллюзии, будто демократию можно ввести декретами или

демонстрациями, а также парадоксально сочетающаяся с подобным волюнтаризмом

идея, будто изменение экономического базиса — приватизация и появление

класса собственников — автоматически обеспечит торжество демократии..

Вместе с тем новый российский опыт попыток демократизации не был

бесплодным. Хотя многие компоненты современной демократии и полиархии

симулировались, а порядок фаз демократизации грубо нарушался, немало идей,

организационных схем и принципов поведения, имеющих ясно выраженный

демократический

потенциал, стали политической реальностью и даже укоренились. Чтобы

исправить деформации, двинуть российскую демократизацию вперед, придать

институциональным схемам полиархии отвечающие российским традициям черты,

необходимо научиться использовать достижения мировой и отечественной

политической науки.

Список использованной литературы

1. Алексис де Токвиль. Демократия в Америке. М., “Прогресс - Литера”,

1994.

2. Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., “Наука”, 1991.

3. Новгородцев П.И. Сочинения. М., “Раритет”, 1995.

4. Брайс Д. Современные демократии. М., “Прогресс”, 1992.

5. Кельзен Х. О сущности и значении демократии. М., “Проспект”, 1996.

6. Ильин М., Мельвиль Л., Федоров Ю. Демократия и демократизация \\

Полис. 1996.№5.

7. Алексеева Т. Демократия как идея и процесс \\ Вопросы философии.

1996..№6.

8. Цыганков А. Политический режим \\ Спж.1996.№1.

-----------------------

[1] Алексис де Токвиль. Демократия в Америке. М., “Прогресс - Литера”,

1994.

[2] Сам Руссо считал демократию возможной только в виде непосредственного

“народоуправства”, соединяющего законодательство с исполнением. Те формы

государства, в которых народ оставляет за собой только верховную

законодательную власть, а исполнение передает монарху или ограниченному

кругу лиц, он признавал законными с точки зрения “народного суверенитета”,

но не называл их демократическими.

[3] Алексис де Токвиль: “Демократия в Америке”, кн.2, ч.2., гл.1.

[4] Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., “Наука”, 1991.

[5] Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., “Наука”, 1991.

Страницы: 1, 2