Зигмунд Фрейд - Введение в психоанализ (лекции)

какой-то степени удается, и это случается весьма часто, мы в состоянии

опять восстановить содержание тех забытых детских лет. Эти впечатления

никогда по-настоящему не забываются, они были только недоступными,

скрытыми, принадлежали к бессознательному. Но само по себе случается и так,

что они всплывают из бессознательного, и происходит это в связи со

сновидениями. Оказывается, что жизнь во сне умеет на-

[230]

ходить доступ к этим скрытым инфантильным переживаниям. В литературе

имеются прекрасные тому примеры, и я сам имел возможность опубликовать

сообщение о подобном случае. Однажды я видел во сне в определенной связи

одно лицо, которое, по всей вероятности, оказало мне услугу и которое я

ясно увидел перед собой. Это был одноглазый мужчина маленького роста,

толстый, с глубоко сидящей между плечами головой. Из общего контекста я

заключил, что он был врач. К счастью, я мог расспросить свою тогда бывшую

еще в живых мать, как выглядел врач той местности, где я родился и которую

я покинул в три года, и узнал от нее, что он был одноглазый, короткий,

толстый, с глубоко сидящей между плечами головой, получил также сведения о

том, при каком забытом мной несчастном случае он оказал мне помощь. Таким

образом, эта возможность распоряжаться забытым материалом детских лет

является другой архаической чертой сновидения.

То же самое относится и к другой из тех загадок, с которыми мы уже до

этого столкнулись. Вы помните, с каким удивлением вы все приняли результаты

нашего исследования, которые показали, что побудителями сновидений являются

злобно-энергичные и безудержные сексуальные желания, сделавшие необходимыми

цензуру и искажение сновидений. Когда мы толковали такое сновидение

видевшему сон, он в лучшем случае не оспаривал само толкование, но все-таки

постоянно задавал вопрос, откуда у него берется такое желание, так как он

воспринимает его как чуждое и осознает противоположное ему. Нам нечего

стесняться указаний на их происхождение. Эти злобные желания происходят из

прошлого, часто из очень недалекого. Можно показать, что когда-то они были

известны и осознанны, хотя теперь этого уже нет. Женщина, сновидение

которой означает, что она хотела бы ви-

[231]

деть мертвой свою единственную 17-летнюю дочь, под нашим руководством

признает, что она когда-то почти желала этой смерти. Ребенок является

плодом несчастного, вскоре расторгнутого брака. Когда она носила дочь еще

во чреве, однажды после бурной сцены с мужем в припадке ярости она начала

колотить кулаками по животу, чтобы убить в нем ребенка. Сколько есть

матерей, которые в настоящее время нежно, может быть, чересчур нежно любят

своих детей, которые, однако, неохотно встретили их появление на свет и

когда-то желали, чтобы жизнь в них прекратилась; да они и переводили это

желание в различные, к счастью, безвредные действия. Такое позднее

кажущееся загадочным желание смерти любимому лицу происходит, таким

образом, из более раннего отношения к нему.

Отец, сновидение которого подтверждает толкование, что он желает смерти

своему любимому старшему ребенку, тоже вынужден вспомнить о том, что когда-

то это желание было ему не чуждо. Когда этот ребенок был еще грудным

младенцем, недовольный своим браком муж часто думал, что если бы маленькое

существо, ничего для него не значащее, умерло, он опять был бы свободен и

лучше использовал бы эту свободу. Можно обнаружить, что большое число

подобных чувств ненависти имеют такое же происхождение; они являются

напоминаниями о том, что относилось к прошлому, когда-то было сознательным

и играло свою роль в душевной жизни. Отсюда вы захотите сделать вывод, что

таких желаний и таких сновидений не должно быть, когда подобные перемены

отношения к какому-то лицу не имели места, когда это отношение было ровным

с самого начала. Я готов согласиться с этим вашим выводом, хочу только

предупредить вас о том, чтобы вы имели в виду не буквальный текст

сновидения, а его смысл после толкования. Может случиться, что явное

сновидение о смер-

[232]

ти любимого лица только надело страшную маску, а означает оно совершенно

другое, или любимое лицо выступает обманчивым заместителем другого лица.

Но те же факты вызовут у вас другой, более серьезный вопрос. Вы скажете:

если это желание смерти даже имелось когда-то и подтверждается

воспоминанием, то это все-таки еще не объяснение, это желание ведь давно

преодолено, сегодня оно может существовать в бессознательном только как

лишенное аффектов воспоминание, а не как сильное проявление чувства. В

пользу последнего ведь ничего не говорит. Зачем же сновидение вообще о нем

напоминает? Этот вопрос действительно оправдан; попытка ответить на него

завела бы нас слишком далеко и заставила бы определить свои позиции по

отношению к одному из самых значительных моментов теории сновидений. Но я

вынужден оставаться в рамках нашего разбора и воздерживаться от лишнего.

Смиритесь с этим временным отказом. Будем довольствоваться фактическим

указанием на то, что это преодоленное желание, как доказано, является

побудителем сновидения, и продолжим исследование относительно того, не

выводятся ли и другие злобные желания из прошлого.

Остановимся на желаниях устранения, которые мы в большинстве случаев

можем объяснить неограниченным эгоизмом видевшего сон. Можно доказать, что

такое желание очень часто является причиной образования сновидения. Всякий

раз, когда кто-нибудь встает у нас на пути — а как часто это случается в

сложных жизненных отношениях, — сновидение тут же готово его убить, будь то

отец, мать, кто-то из братьев и сестер, партнер по браку и т. п. Мы уже

достаточно удивлялись этой испорченности человеческой натуры и, конечно, не

склонны безоговорочно считать правильным этот результат толкования

сновидений. Но если нам указывают на то, что истоки таких жела-

[233]

ний надо искать в прошлом, то вскоре мы открываем период индивидуального

прошлого, когда такой эгоизм и такие желания даже против самых близких

совсем неудивительны. Именно таков ребенок в те первые годы, которые

позднее окутываются амнезией, он часто обнаруживает эти резкие проявления

эгоизма, постоянно дает почувствовать явную предрасположенность к нему или,

вернее, его остатки. Ребенок прежде всего любит самого себя и только

позднее учится любить других, жертвовать частицей своего Я ради других.

Даже лиц, которых он, кажется, любит с самого начала, он любит только

потому, что нуждается в них, не может без них обойтись, так что опять-таки

из эгоистических мотивов. Только позднее чувство любви делается независимым

от этого эгоизма. Он фактически на эгоизме научился любви.

В этой связи будет поучительно сравнить установку ребенка к его братьям и

сестрам с установкой к его родителям. Своих братьев и сестер маленький

ребенок не всегда любит, часто же явно не любит. Несомненно, что он

ненавидит в них конкурентов, и известно, как часто эта установка существует

непрерывно в течение долгих лет вплоть до времени зрелости, даже еще

дольше. Правда, она достаточно часто сменяется или, лучше сказать,

покрывается более нежной, но враждебная, по-видимому, вполне закономерно,

появляется раньше. Легче всего ее наблюдать у ребенка от 2, 5 до 4 и 5 лет,

если появляется новый братик или сестренка. В большинстве случаев это

встречает очень недружелюбный прием. Выражения вроде “Я его не люблю, пусть

аист опять возьмет его с собой” весьма обычны. Впоследствии используется

любая возможность унизить пришельца и даже попытки искалечить его, прямые

покушения на него не являются неслыханными происшествиями. Если разница лет

менее значительна, то при пробуждении более интенсивной

[234]

душевной деятельности ребенок находит конкурента уже на месте и

приспосабливается к нему. Если разница больше, то новый ребенок с самого

начала может вызвать определенные симпатии как интересный объект, как живая

кукла, а при разнице в восемь лет и более, особенно у девочек, уже могут

проявиться заботливые, материнские чувства. Но, откровенно говоря, если за

сновидением открываешь желание смерти братьям и сестрам, не нужно считать

его необъяснимым, его прототип без труда находишь в раннем детском

возрасте, довольно часто — также и в более поздние годы совместной жизни.

Вероятно, нет ни одной детской без ожесточенных конфликтов между ее

обитателями. Мотивами являются борьба за любовь родителей, за обладание

общими вещами, за место в комнате. Враждебные чувства направляются как

против более старших, так и против более младших братьев и сестер. Кажется,

Бернард Шоу высказал мысль: “Если есть кто-то, кого молодая английская дама

ненавидит больше, чем свою мать, то это ее старшая сестра”. Но в этом

изречении есть нечто удивительное для нас. Ненависть братьев и сестер и

соперничество мы можем в крайнем случае понять, но как может возникнуть

ненависть в отношениях между дочерью и матерью, родителями и детьми?

Это отношение и детьми оценивается несомненно как более благоприятное.

Оно соответствует также нашим ожиданиям; мы считаем значительно более

предосудительным, если не хватает любви между родителями и детьми, чем

между братьями и сестрами. В первом случае мы, так сказать, считаем святым

то, что в другом является обычным. Однако повседневное наблюдение

показывает, как часто чувства между родителями и взрослыми, детьми не

соответствуют поставленному обществом идеалу, сколько в них нако-

[235]

пилось враждебности, готовой прорваться, если бы ее не сдерживало немного

почтительности и нежных чувств. Мотивы этого общеизвестны и обнаруживают

тенденцию отделить лиц того же пола, дочь от матери, отца от сына. Дочь

находит в матери силу, которая ограничивает ее волю и на которую возложена

миссия провести в жизнь требуемый обществом отказ от сексуальной свободы, в

отдельных случаях еще и конкурентку, которая противится вытеснению. То же

самое, но в еще более резкой форме повторяется между отцом и сыном. Для

сына в отце воплощается любое насильственное социальное принуждение; отец

закрывает ему доступ к проявлению собственной воли, к преждевременному

сексуальному наслаждению и к пользованию общесемейным достоянием там, где

оно имеется. У престолонаследника желание смерти отца вырастает до

размеров, граничащих с трагедией. Менее опасным представляется отношение

между отцом и дочерью, матерью и сыном. Последнее дает чистейшие образцы

ненарушенной никакими эгоистическими соображениями неизменной нежности.1

Для чего я говорю об этих банальных и общеизвестных вещах? Потому что

имеется очевидное стремление отрицать их значение в жизни и выдавать

социально обусловленный идеал за осуществленный гораз-

----------------------------------------

1 В этих суждениях выступает коренной методологический изъян психоанализа

Фрейда — подмена социальных факторов личностно-психологическими (в свою

очередь, сведенными к психосексуальным). Отношения, которые складываются в

семье между ее членами, могут отражать личностно-психологические симпатии и

антипатии (которые, в свою очередь, обусловлены историей внутрисемейных

отношений, характерологическими свойствами членов семьи). Однако сама семья

— продукт социальной истории. Социальное же принуждение не является

продуктом половозрастных различий.

[236]

до чаще, чем он в действительности осуществляется. Но лучше, если правду

скажет психолог, чем циник. Во всяком случае, это отрицание относится

только к реальной жизни. Но литературе и драматической поэзии

предоставляется свободно пользоваться мотивами, вытекающими из нарушения

этого идеала.

Итак, нам не следует удивляться тому, что у большого числа людей

сновидение обнаруживает желание устранить родителей, а именно того из них,

кто одного пола с видевшим сон. Смеем предположить, что это желание имеется

в состоянии бодрствования и даже иногда осознается, если оно может

замаскироваться под другой мотив, например, под сострадание к ненужным

мучениям отца, как это было у видевшего сон в примере 3. Редко одна только

враждебность определяет отношение, гораздо чаще за ней выступают более

нежные побуждения, которыми она подавляется и должна выжидать до тех пор,

пока сновидение ее как бы изолирует. То, что сновидение с помощью такой

изоляции изображает преувеличенным, затем опять уменьшается, когда после

нашего толкования включается в общую жизненную связь (Sachs, 1912, 569). Но

мы находим это желание сновидения даже там, где оно не имеет связи с жизнью

и где взрослый никогда не признался бы в нем в бодрствующем состоянии.

Причина этого в том, что самый глубокий и постоянный мотив отчуждения,

особенно между лицами одного пола, появляется уже в раннем детском

возрасте.

Я имею в виду соперничество в любви явно полового характера. Сын уже

маленьким ребенком начинает испытывать особую нежность к матери, которую он

считает своей собственностью, а отца воспринимает как конкурента, который

оспаривает у него это исключительное обладание, и точно так же маленькая

дочь видит в матери лицо, мешающее ее нежному от-

[237]

ношению к отцу и занимающее место, которое она сама с удовольствием бы

заняла. Из наблюдений следует узнать, до какого раннего возраста доходит

эта установка, которую мы называем Эдиповым комплексом, 1 потому что в

легенде об Эдипе реализуются с совершенно незначительным ослаблением оба

крайних желания, вытекающие из положения сына, — убить отца и взять в жены

мать. Я не хочу утверждать, что Эдипов комплекс исчерпывает отношение детей

к родителям, оно может быть намного сложнее. Эдипов комплекс может быть

также более или менее сильно выражен, может сам претерпеть противоположное

выражение, но он постоянный и очень значительный фактор душевной жизни

ребенка, и возникает опасность скорее недооценить его влияние и

обусловленное им развитие, чем переоценить его. Во всяком случае, дети

часто реагируют эдиповой установкой на чувство родителей, которые довольно

часто руководствуются половым различием в своем любовном выборе, так что

отец предпочитает дочь, мать — сына, а в случае охлаждения в браке заменяют

ими обесцененный объект любви.

Нельзя сказать, чтобы мир был очень благодарен психоаналитическому

исследованию за открытие Эдипова комплекса. Наоборот, оно вызвало самый

яростный протест взрослых, и лица, которые упустили возможность принять

участие в отрицании этого предо-

----------------------------------------

1 Эдипов комплекс — одно из главных объяснительных понятий фрейдизма.

Подробно он обсуждается в одной из последующих лекций.

К представлению об Эдиповом комплексе Фрейд, по его утверждению, пришел,

исходя из анализа взаимоотношений с собственным отцом. Фрейд неизменно

придерживался версии об Эдиповом комплексе, отвергнутой прежними

приверженцами ортодоксального психоанализа, в том числе Адлером и Юнгом, на

которых и содержится намек в этой лекции,

[238]

судительного или запретного чувственного отношения, исправили впоследствии

свою ошибку посредством перетолкований, лишив комплекс его значения. По

моему твердому убеждению, здесь нечего отрицать и нечего приукрашивать.

Следует примириться с фактом, который даже греческим сказанием признается

как неумолимый рок. Интересно, что исключенный из жизни Эдипов комплекс

предоставляется поэзии, как бы передается в ее полное распоряжение. О. Ранк

в тщательно проведенном исследовании (1912в) показал, что именно Эдипов

комплекс дал драматической поэзии богатые мотивы в бесконечных измененных,

смягченных и замаскированных формах, т. е. в таких искажениях, в каких мы

узнаем результат действия цензуры. Этот Эдипов комплекс мы можем, таким

образом, приписать также тем лицам, которым посчастливилось избежать в

дальнейшей жизни конфликтов с родителями, и в тесной связи с ним мы находим

то, что называем комплексом кастрации, реакцию на приписываемое отцу

сексуальное запугивание или подавление ранней детской сексуальной

деятельности.

Ссылаясь на уже проведенные исследования детской душевной жизни, мы смеем

также надеяться, что подобным же образом будет найдено объяснение

происхождения другой части запретных желаний сновидений, чрезмерных

сексуальных чувств. Таким образом, у нас возникает стремление изучать

развитие детской сексуальной жизни, и мы узнаем при этом из многочисленных

источников следующее: недопустимой ошибкой является, прежде всего,

отрицание у ребенка сексуальной жизни и предположение, что сексуальность

начинается только ко времени полового созревания вместе с созреванием

гениталий. Напротив, у ребенка с самого начала имеется богатая сексуальная

жизнь, которая во многом отличается от той, ко-

[239]

торую позднее принято считать нормальной. То, что в жизни взрослых мы

называем “извращением”, отличается от нормы следующими свойствами: во-

первых, выходом за пределы вида (пропасть между животным и человеком), во-

вторых, выходом за границы отвращения, в-третьих, выходом за пределы

инцеста (запрет сексуального удовлетворения с близкими по крови

родственниками), в-четвертых, гомосексуальными отношениями и, в-пятых,

перенесением функций гениталий на другие органы и участки тела. Все эти

ограничения не существуют с самого начала, а создаются лишь постепенно в

ходе развития и воспитания. Маленький ребенок свободен от них. Он еще не

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26