РОЛЬ ЭТНИЧЕСКИХ СТЕРЕОТИПОВ В МЕЖЛИЧНОСТНОМ ВОСПРИЯТИИ

положительной самооценки самыми разнообразными способами: от завышения

своей самооценки до занижения оценки других.

Чрезвычайно интересна в этой связи проблема происхождения и формирования

стереотипов, уже косвенно затрагиваемая нами ранее: являются ли социальные

стереотипы следствием индивидуально-психологических особенностей человека

или вызваны иными причинами. В психологии существует ряд теорий, пытающихся

по-своему ответить на этот вопрос. Одной из них является теория фрустрации

и агрессии, разработанная в русле необихевиоризма. Неудовлетворенное,

заблокированное стремление человека создает в психике состояние

напряженности, фрустрации, которое в поисках разрядки часто находит ее в

акте агрессии. На уровне общественной психологии объектом вымещения

оказывается расовая или национальная группа. В рамках психоаналитической

школы сходный механизм имеет теория проекции, основная идея которой

состоит в универсальности бессознательного приписывания другим собственных

стремлений и импульсов, не совместимых с сознательной установкой индивида:

«Разрушительная, извращенная сторона «человеческой природы», которую мы

подавляем в самих себе, сохраняет свое влияние в жизни «других», делая их

тем самым не только низшими по отношению к «нам», но и опасными для нас,

для нашей культуры, расы, религии и т.д.» (Франкл, 1998).

Необъяснимым с точки зрения этих двух теорий остается выбор конкретной

этнической общности в качестве «козла отпущения» или объекта для проекции:

обострение национальной розни в той или иной конфликтной ситуации, по-

видимому, может быть объяснено уже ранее существовавшей враждебной

установкой по отношению к конкретной национальной группе. Как отмечает И.

Кон, в теориях вымещения и проекции «социальная природа этнических

стереотипов и реальные взаимоотношения этнических групп остаются в тени.

Предубеждение оказывается чем-то внеисторическим и едва ли вообще

преодолимым» (Кон, 1998).

Эта же проблема касается теории «авторитарной личности» Т. Адорно. Здесь

механизм основан на амбивалентности ранних отношений в семье: при строгости

семейного воспитания у ребенка формируется идеализированное отношение к

родителям вместе с бессознательной враждебностью к ним. Невозможность

выхода агрессии запускает механизм замещения, по которому негативные

импульсы направляются на другие социальные группы. Так формируется так

называемая «авторитарная личность», которая отличается высокой степенью

конформизма к власти и одновременной подавленной враждебностью к ней,

скованностью и догматизмом мышления, недоверием к миру и т.д.

Авторитарность в рамках этой теории рассматривается как базовая

характеристика, автоматически определяющая поведение индивида в

межгрупповой ситуации. «Этническая предубежденность, расизм предстают,

таким образом, как частные проявления глубинных черт личности,

сформировавшихся в раннем детстве» (Кон, 1998).

Очевидно, что происхождение этнических стереотипов остается лишь частично

объяснимым с чисто психологических позиций. Так или иначе, представление о

другой этнической группе складывается исторически в процессе реальных

взаимоотношений между двумя этносами. Войны, колонизация, опустошение

земель или, наоборот, отношения сотрудничества и взаимного уважения

оставляют отпечаток в генетической памяти народа, определяя и через

столетия окраску и направленность образов друг друга. В онтогенезе

стереотип может присваиваться индивидом вне учета исторического контекста и

независимо от реального опыта личного общения с представителями того или

иного этноса. Воспитание, образование, общественное мнение, средства

массовой информации – вот те каналы, через которые человек усваивает

общественные нормы и ценности, приобщается к элементам своей культуры и

формирует представления о других этносах. Исследования показывают, что в

раннем детстве человек еще свободен от каких-либо стереотипных

представлений (что автоматически снимает вопрос об их врожденном

характере), но уже в младшем школьном возрасте стереотипы начинают активно

усваиваться и использоваться детьми, значительно опережая формирование

собственных ясных представлений об этнических группах (Платонов, Почебут,

1993).

«Первый слой» этнической специфики сознания закладывается еще в раннем

сенсомоторном опыте ребенка вместе с восприятием им нормы социального

взаимодействия. В. Павленко и С. Таглин считают, что процесс этот

начинается с того момента, когда ребенок начинает воспринимать содержание

напеваемых ему колыбельных песен (Павленко, Таглин, 1993). Они отмечают

также роль паремий в качестве орудий этнической спецификации сознания: это

связано с тем, что в народных пословицах, поговорках, загадках так или

иначе отражаются природные и социальные условия существования этноса:

«Отображая особенности местной флоры и фауны, ландшафта и климата, паремии

задают индивиду образ природной среды его родины и формируют природный фон

ассоциаций». Отражение в народном творчестве социальных реалий конкретной

этнической общности формирует «второй слой» этноспецифичности сознания:

«Этим путем в ассоциативные процессы индивида включаются образы и понятия

из сферы социального устройства, религии, хозяйственной деятельности, быта

и истории этноса» (Павленко, Таглин, 1993). К этому «второму слою»

относится также формирование представлений о других этносах,

взаимоотношения с которыми являются неотъемлемой частью легендарного эпоса

народа, его былин и сказаний.

Анализ исторических и литературных памятников дает многое для понимания

механизма формирования стереотипных представлений. Огромный интерес в этом

плане представляет средневековая дипломатическая переписка, отражающая

политические детерминанты происхождения тех или иных (чаще негативных)

стереотипов: «Враждебное отношение к другим народам было характерно для

европейского средневековья. Враждебность усиливалась, если речь шла о

народах разных конфессий» (Коваленко, 1990) Конфессиональные противоречия

между шведами и русскими, усиленные соперничеством за освоение территорий,

обусловили взгляд на русских как на «язычников» и «нехристей», что

объективно не соответствовало действительности. Важным фактором в

генерировании негативных стереотипов русских можно также считать «установку

на обеспечение безопасности этноса»: «Уже в 17 веке в Швеции господствовало

представление о том, что Россия – это сильный и опасный сосед, основой

внешнеполитического курса которого является территориальная экспансия,

поиск жизненного пространства. В 18 веке на смену недоверию пришел страх»

(Коваленко, 1990).

Аналогичный механизм формирования представлений о другом этносе

обнаруживается при сопоставлении образов норманна на Западе и на Востоке,

что указывает на значительные различия в отношении к скандинавам в обоих

регионах: «В образе варяга на Руси отсутствуют основные стереотипные

характеристики норманна-врага, сформировавшиеся в условиях ожесточенной

борьбы в викингами, но доминируют представления, обусловленные

преобладанием договорных отношений со скандинавами» (Мельникова, Петрухин,

1990).

Таким образом, происхождение этнических стереотипов глубоко укоренено в

исторической памяти народа, и их устойчивость обеспечивается передачей из

поколения в поколение в форме фольклора, эпоса, летописных и литературных

памятников. Важно отметить, что богатейший материал для изучения процесса

формирования этнического самосознания народа и, как следствие, этнических

стереотипов поведения и восприятия других этносов дает изучение

особенностей народного языка и словообразования. «Язык является поистине

копилкой исторического опыта народа в гораздо большей степени, чем любая

другая сфера культуры» (Поршнев, 1964) А. Потебня по праву считал язык не

только главным этнодифференцирующим, но и этноформирующим признаком,

обусловливающим само существование этноса. Анализ имен, этнонимов,

топонимов, даже астронимов показывает глубокую закрепленность в языке

своеобразия среды обитания и неразрывно связанного с ней мышления народа:

«Полный список имен народа не только содержит указания на отрицательно

оцениваемые явления природной среды (имена-обереги), но дает достаточно

обстоятельную характеристику животному и растительному миру, климату и

ландшафту места обитания этноса» (Павленко, Таглин, 1992). Происхождение

названий этносов также далеко не случайно, а, наоборот, является наглядной

иллюстрацией того, как воспринимали предки свой и соседние народы.

Например, слово svensk (швед) содержит корень sve, что означает «свой». Это

вновь обращает нас к дихотомии «Мы» – «Они»: «Мы (мой народ, все шведы) –

люди; все чужие – не люди»: «Природные особенности территории

жизнедеятельности этноса, выступая основой его размежевания с соседними

человеческим коллективами, формируют и такую константу этнического

сознания, как самоназвание этноса» (Павленко, Таглин, 1992).

Обобщая сказанное, целесообразно отметить, что чисто психологический подход

к вопросу о происхождении этнических стереотипов (в русле психоанализа или

необихевиоризма) не обладает достаточным арсеналом фактов для

исчерпывающего обоснования причин и механизмов формирования стереотипов

исключительно исходя из индивидуально-психологических характеристик. Как

известно, этнические стереотипы детерминированы, во-первых, реальными

специфическими чертами стереотипизируемой группы; во-вторых, спецификой

преломления этих черт через аппарат восприятия стереотипизирующей группы; в-

третьих, всем комплексом экономических, политических и культурных

взаимоотношений стереотипизирующей и стереотипизируемой групп (Трусов,

Филиппов, 1984). Отечественные психологи достаточно единодушны в признании

того факта, что изучение происхождения этнических представлений невозможно

в отрыве от всестороннего анализа соответствующей социальной ситуации: «В

основе формирования этнических стереотипов лежат системы этнических

представлений… Этнические представления, возникая на базе традиционных

суждений, бытующих в общественном сознании этноса, являются продуктами

эпохи и социокультурной среды» (Кцоева, 1986).

Интересный аспект формирования этнических стереотипов в русле концепции

когнитивного диссонанса затрагивает Р. Оганджанян: он связывает этот

процесс с мерой удовлетворенности некоторых социальных потребностей в

многонациональном и преимущественно мононациональном поселении и

подчеркивает важность специфики этих связей в зависимости от миграционного

признака. Автор отмечает, что человек, переселяющийся в новую среду,

заранее создает определенный образ места обитания и взаимоотношений с

местными жителями, формируя таким образом некую систему ожиданий. Если

новое окружение оказывается менее привлекательным, или не складываются

отношения с «аборигенами», то человек испытывает диссонанс. Уменьшение

общей меры диссонанса может осуществляться за счет прибавления новых

когнитивных элементов, в данном случае – негативных этнических

автостереотипов (или представлений о собственной этнической группе) и

позитивных этнических гетеростереотипов (или представлений о чужой

общности). В моноэтнической среде, по мнению автора, мера удовлетворенности

социальных потребностей особенно заметно влияет на характер этнического

автостереотипа: доля людей с позитивными автостереотипами увеличивается по

мере роста удовлетворенности социальных потребностей. Автор также

подчеркивает, что «причины собственных неудач люди зачастую ищут в

поступках окружающих, а в мононациональной среде эти представления в

определенных условиях могут преобразовываться в этнические стереотипы»

(Оганджанян, 1989).

Приведенные данные лишний раз доказывают, что на характер уже

сформированного или складывающегося стереотипа непосредственно влияют

особенности непосредственной этноконтактной среды: «Основой формирования

стереотипов служат реальные культурные различия, которые могут быть легко

восприняты на уровне поведения в ситуации межкультурного взаимодействия»

(Солдатова, 1998).

На симпозиуме по межнациональным проблемам в 1989 году многими участниками

также затрагивался вопрос об источниках стереотипных представлений о своем

и других народах. Отмечалась роль массового сознания в формировании образов

других национальностей, где основными поставщиками фактов выступают

«литература, искусство, слухи, рассказы; в меньшей степени «коллега по

работе» или «кратковременная эпизодическая встреча» (Психологический

журнал, 1989). Подчеркивался факт формирования стереотипа в макросреде, где

психологии отводится роль усилителя: «Когда формируется стереотип, то

сначала формируются отношения, а потом они уже наполняются конкретными

языковыми и действенными компонентами». Хорошей иллюстрацией к сказанному

является стереотип перевертышей (другое название «атрибуции-оборотни»),

когда один и тот же стереотип в течение очень короткого времени может

превратиться в свою противоположность по знаку и даже по языковому

оформлению. Это пара атрибуций, практически тождественных по смыслу, но

аффективно противоположных, например: «скупой» – «жадный», «осторожный» –

«трусливый» и т.д. В зависимости от характера этноконтактной ситуации полюс

«оборотня» по отношению к стереотипизируемой группе может меняться на

противоположный. Вполне логично, что автостереотип обычно носит

«оправдательный» характер, более позитивно оцениваемый с точки зрения

общепринятых норм, а «гетеростереотип» - «обвинительный». Но, как отмечает

Г. Солдатова, «это не означает, что позитивные качества «оборотней»

приходятся строго на автостереотип, а негативные входят только в

гетеростереотип. «Оборотень» – един, позитивное и негативное в нем склеено.

Например, актуализация негативного полюса «оборотня» в гетеростереотипе

«гасит» позитивные атрибуции» (Солдатова, 1998).

Каждый этнос в процессе своей жизнедеятельности на определенной территории

в конкретных социально-экономических и исторических условиях вырабатывает

свой уникальный стереотип поведения, который «поставляет» членам этноса

общепринятые модели поведения в тех или иных стандартных ситуациях. В

данном контексте «стереотип» означает не столько представление о другом

этносе, сколько «устойчивые, регулярно повторяемые элементы образа жизни,

которые хотя и обладают известной социальной значимостью, однако не носят

«событийного характера» и не осознаются носителями поведения как «поступки»

(Старовойтова, 1985). Этнический стереотип поведения представляет собой

набор типовых программ, направленный, прежде всего, на «нейтрализацию

тенденции к индивидуализации поведения, сдерживанию роста его

вариативности, ибо ничем не контролируемый рост многообразия неминуемо

привел бы к распаду общества» (Байбурин, 1985). Таким образом, этнические

особенности поведения выступают важнейшим этноконсолидирующим фактором и

основанием для сравнения и сопоставления с другими этносами. По словам С.

Арутюнова, «этнические различия проявляются в том, как люди одеваются, как

они едят, в их излюбленных позах стояния или сидения, хотя все люди на

земле и одеваются, и едят, и сидят» (цит. по Байбурину, 1985). В разных

этнических культурах одним и тем же действиям может придаваться различное

содержание, или одно и то же содержание может находить различное выражение

в поступках. Стереотипные представления как раз и формируются при попытке

интерпретировать поведение представителя другого этноса, которое обычно

осуществляется с точки зрения особенностей своей собственной культуры.

Это рассуждение логически подводит нас к выводу о том, что этнический

стереотип обречен на неадекватное и предвзятое отражение действительности.

Еще У. Липпман считал неточность и даже ложность одной из важнейших

характеристик социальных стереотипов. Только с 50-х гг. получила

распространение гипотеза американского психолога О. Клайнберга о наличии в

стереотипе некоего «зерна истины». Действительно, этнический стереотип

представляет собой не просто субъективное мнение о той или иной этнической

общности, а, прежде всего, ее образ, который, пусть в искаженном виде,

отражает объективную реальность: свойства двух взаимодействующих групп и

отношения между ними (Стефаненко, 1998). Некоторыми психологами выделяется

такой критерий истинности стереотипа, как мера согласованности

представлений о собственной этнической группе с представлениями других о

ней. Г. Олпорт, выдвинувший этот критерий, исходил из того, что чем больше

совпадают два различных мнения об одном и том же объекте, тем они ближе к

истине. По мнению Д. Кэмпбелла, увеличению удельного веса реальных черт в

этнических стереотипах способствуют более глубокие и длительные контакты

между группами. Как отмечает Г. Кцоева, «более значительное влияние на

содержание и направленность этнических стереотипов оказывает совместная

деятельность, объединяющая представителей различных этнических групп и

дающая возможность познать друг друга глубже и разностороннее, чем в

процессе межличностных отношений. Важнейшим фактором в этой связи является

персонификация отдельных представителей иноэтнических групп, что

Страницы: 1, 2, 3, 4