Психология: от эпохи Возрождения до середины 19 века

пределами того, что дано интроспективно, могут быть только материальные,

физиологические процессы.

Лейбниц, доказывая, что существующее в сознании обусловлено не

физиологическими, а бессознательными психическими актами, стал

родоначальником учения о психической причинности, квазидетерминистского по

своей сущности, но содержавшего рациональный момент, поскольку в отличие от

феноменалистических концепций оно ставило вопрос о реальной динамике

психических явлений, существующей независимо от того, что и как

представляется рефлексирующему сознанию.

Как известно, наряду с Ньютоном Лейбниц открыл дифференциальное и

интегральное исчисление, в котором нуждалась быстро развивавшаяся физика, в

свою очередь движимая потребностями техники. Это открытие глубоко повлияло

на способ изображения Лейбницем элементов душевной жизни и их

преобразований. Картина сознания выступила у него в виде интеграла, а не

арифметической суммы. Введенное Лейбницем понятие о малых перцепциях

(неосознаваемых восприятиях) позволяло объяснить психическую динамику по

типу исчисления бесконечно малых величин.

В следующем, XVIII в. на свет появляются два учения, надолго

предопределившие развитие психологии как науки. Это —эмпиризм и сенсуализм.

Первый представлял собой учение о внутреннем опыте и законах его

приобретения человеком, о приоритете опыта над разумом, а второй — о

доминировании чувственного познания над рациональным. Оба философских

учения отрицали существование врожденных и неизменных идей, доказывали их

опытное происхождение и возможность развития.

Родоначальником эмпирической психологии, т. е. психологии как пауки о

внутреннем опыте, явился английский философ Д. Локк. С его именем связывают

ученке о том, что человек с рождения представляет собой «чистую доску, на

которой время может написать любые письменах. Смысл данного учения состоит

в утверждении мысли об отсутствии у человека врожденных способностей,

возможености их прижизненного развития.

Параллельно с этим продолжает совершенствоваться и идеалистическое

учение о душе. Возникает представление о рефлексии как особой способности

души к самоанализу и самопознанию.

В научно-психологический оборот вводится понятие об ассоциации как

сравнительно простом и вместе с тем универсальном механизме формирования и

приобретения опыта. Это понятие затем становится центральным в понимании

основных психических процессов, от ощущений до мышления. Новое, основанное

на ассоциации учение получает название ассоциационизма.

Крупнейший представитель ассоциационизма XVIII в. Д. Гартли соединил

понятие рефлекса с понятием ассоциации. Это соединение выразилось следующим

образом: внешнее воздействие, порождающее рефлекторный ответ,

запечатлевается в виде следов памяти — ассоциаций; частое повторение

соответствующего воздействия ведет к быстрому восстановлению следов по

механизму ассоциации.

Его книга «Наблюдения за человеком» (1749) положила начало

классическому ассоцианизму.

Стремление вывести поведение человеческого организма из материальных

начал (законов физики) сближает учение Гартли с декартовской

психофизиологией. Но в отличие от нее причинный анализ перехода от

элементарных познавательных и двигательных актов к самым сложным не

оставлял места ни для души, ни для рефлексии, ни для каких бы то ни было

иных внетелесных сил. Декарт опирался на собственную физику, Гартли — на

ньютоновскую.

Помимо Ньютона укажем на другие истоки гартлианского учения, от

которого начинается все мощное и разветвленное течение ассоцианизма.

Влияние Спинозы сказалось в идее эквивалентности психического и

физического, неотделимости одного от другого; влияние Локка — в учении о

производности высших интеллектуальных явлений от элементарных сенсорных;

влияние Лейбница — в разделении психического и сознательного. Гартли

опирался также на успехи медицины (он был практикующим врачом) и

нейрофизиологии, связанные с различением уровней нервной деятельности. Все

эти идейные направления вошли в его психологическую систему под

воздействием столь же огромного, сколь и несбыточного социального замысла:

на основе точных законов научиться управлять поведением людей с целью

сформировать у них твердые морально-религиозные убеждения и тем самым

усовершенствовать общество.

Гартли считал себя противником материализма. Такая установка

определялась особенностями идейно-политической жизни Англии XVIII в. Но

хотя его концепция и содержала теологический привесок, ее

материалистическая сущность не вызывает сомнений. Законы психического он

выводил не из него самого, а из процессов материального взаимодействия.

Гартли указывал, что именно ньютоновские труды «Оптика» и «Начала...»

привели его к основной идее — учению о вибрациях, на котором базируется

учение об ассоциациях. Нервная система — это система, подчиненная

физическим законам. Соответственно и продукты ее деятельности включались в

строго причинный ряд, ничем не отличающийся от действия причин во внешнем,

физическом мире. Этот ряд охватывал поведение всего организма — от

восприятия вибраций во внешней среде (эфире) через вибрации нервов и

мозгового вещества к вибрациям мышц. Тем самым, так же как и у Декарта,

объектом объяснения становилось поведение целостного организма, а не его

отдельных органов или частей. И поскольку психические процессы признавались

неотделимыми от своей физиологической основы, они также ставились в

однозначную зависимость от характера вибраций.

Все нервные вибрации Гартли разделял на два вида: большие и малые.

Малые возникают в белом веществе головного мозга как миниатюрные копии (или

следы) больших вибраций в черепно-мозговых и спинномозговых нервах. Учение

о малых вибрациях объясняло возникновение идей в их отличии от ощущений.

Поскольку же первичными считались большие вибрации в нервной системе,

возникающие под воздействием на нее «пульсации» внешнего эфира, «внутренний

мир» идей выступал как миниатюрная копия реального взаимодействия организма

с миром внешним. Однажды возникнув, малые вибрации сохраняются и

накапливаются, образуя «орган», который опосредствует последующие реакции

на новые внешние влияния. Благодаря этому организм в отличие от других

физических объектов становится обучающейся системой, имеющей собственную

историю.

Основа обучаемости — память способна запечатлевать и воспроизводить

следы прежних воздействий. Она для Гартли общее фундаментальное свойство

нервной организации, а не один из психических познавательных процессов

(каковой оказалась память в некоторых современных классификациях).

«Гартлианская вибрационная неврология мнемических процессов,— замечает

американский историк науки Клейн,— не так уж чужда воззрениям

нейрофизиологов XX столетия». Равно ошибочными были бы два предположения:

а) считать, что система Гартли — это прямой перенос в психологию одной из

естественнонаучных гипотез с целью выведения психологических

закономерностей из физических; б) считать, что гипотеза вибраций

заимствована из физики с целью проиллюстрировать закономерность,

установленную помимо нее, придать этой закономерности видимость строгого

естественнонаучного обоснования. Гартли решал задачи, выдвинутые логикой

развития категориального строя психологии, а не оптики или механики.

Важнейшей среди этих задач являлось преобразование взгляда на психическое

как тождественное совокупности осознаваемых субъектом феноменов, т.е.

декартово-локковской концепции сознания.

Врач Гартли отобрал в ньютоновской физике те представления, которые

были восприняты им как наиболее подходящие для решения психологических

задач. Если бы не было «вибраторной» гипотезы Ньютона, психологам

ньютоновского направления пришлось бы ее выдумать. Либо душа, либо нервная

система — третьего не дано. Схема Гартли была не «настоящей», а

воображаемой физиологией мозга. Но в условиях XVIII в. она давала

единственную возможность представить объективную динамику психических

процессов, не обращаясь вслед за Лейбницем к душе как объяснительному

понятию.

Ни учение о происхождении идей из ощущений, ни представление о

способности идей возбуждаться по ассоциации не являлись новым словом.

Почему же в таком случае Гартли пишет о большой «сложности, широте и

новизне предмета»? Почему он потратил 18 лет на обоснование своей гипотезы?

Ее действительно новаторский характер выражало последовательно

материалистическое объяснение бессознательных психических процессов и

выведение из их закономерного хода всего, что считалось уникальной

деятельностью сознания, — интеллектуальных и волевых актов. Учение Гартли —

это первая материалистическая концепция бессознательного. Детерминирующими

факторами, по Гартли, являются смежность во времени и частота повторений.

Материальное воздействие на орган чувств не завершается колебаниями в

веществе мозга, а передается по тем же самым законам ньютоновской механики

органам движения, вызывая и в них вибрации. Гартли подробно описывает

двигательные акты, соответствующие каждому виду ощущений — зрительному,

слуховому и пр. В тех случаях, когда при возбуждении процесс вибрация в

мышцах незаметен, он все же происходит, хотя и в ослабленной форме. Это

дает основание признать за Гартли приоритет в разработке двух важных идей,

прочно вошедших в современную психофизиологию: а) идеи о том, что рецептор

(орган чувств) должен рассматриваться не сам по себе, а как компонент

системы, включающей наряду с воспринимающим (афферентным) устройством

приданные ему мышечные «снаряды»; б) идеи о том, что следующие за

раздражением рецептора движения мышц могут происходить в незаметной для

внешнего восприятия форме («микродвижения»). Но что представляет собой

закономерный переход чувственного возбуждения через нервные центры к

мышцам, если не рефлекс? Учение Гартли представляло вторую после Декарта

выдающуюся попытку соединить рефлекс с ассоциацией. (Третьей попыткой стало

учение Сеченова.)

По теории Гартли, волевое поведение возникает у человека благодаря

соединению сенсомоторных реакций с речью. Слово (его физический базис —

вибрация) присоединяется (по ассоциации) к чувственным впечатлениям, а

затем уже само по себе, без этих впечатлений начинает вызывать тот же

мышечный акт, который некогда вызвали только они. У ребенка связь между

словом и поступком сперва устанавливают взрослые, а затем он совершает этот

поступок по собственной команде. Слово и воля неразрывны. Точно так же

неразрывны, согласно Гартли, слово и абстрактное мышление. Общие понятия

возникают путем постепенного отпадения от ассоциации, остающейся при

переменчивых обстоятельствах неизменной, всего случайного и

несущественного. Совокупность постоянных признаков удерживается как целое

благодаря слову, выступавшему в данном случае как могучий фактор обобщения.

Гартли был пионером в исследовании роли речевых реакций в организации

волевого контроля и развитии абстрактного мышления.

Вслед за Гоббсом, Спинозой и другими Гартли признавал только две

мотивационные силы: удовольствие и страдание. Поскольку же объекты

приложения этих сил не могут явиться ниоткуда, кроме окружающего мира,

программа Гартли предусматривала отбор и подачу на «вход» нервной системы

социально ценных объектов, с которыми и должны путем повторения на основе

законов ассоциаций связаться соответствующие чувства. Свойственная всему

домарксовому материализму идея формирования людей с учетом их природы,

естественных чувств, прав и т. д. являлась «сверхзадачей» психологического

учения Гартли.

Теория Гартли — вершина материалистического ассоцианизма XVIII в. Ее

влияние как на континенте, так и в самой Англии было исключительно велико,

причем оно распространялось не только на психологию, но и на многие другие

отрасли знания: этику, эстетику, биологию, логику, педагогику. Ассоцианизм

становится во второй половине XVIII в. господствующим направлением.

Активными защитниками материалистического ассоцианизма выступили в

конце XVIII в. немецкие просветители Ирвинг, Абель, Маас и др. Следуя за

Гартли, они доказывали, что любая связь представлений выводима из ощущений

и оставленных ими следов в мозгу. Для материалистов принципы ассоциации

служили орудием борьбы с концепцией спонтанной активности души.

Закономерные связи внутри сознания считались частным проявлением законов

природы.

Механицизм и сенсуализм своеобразно преломились в субъективно-

идеалистических учениях Беркли и Юма. Если у Локка «идеи ощущения» служили

посредниками между сознанием и физическим миром, то у Беркли и Юма из

посредников они становятся объектами, за которыми никакой другой

познаваемой реальности не существует. Реально только то, что дано сознанию

в виде непосредственно воспринимаемых феноменов. Из них Беркли и Юм

рассчитывали вывести мир ньютоновской механики. Этот мир движется в

пространстве, существующем вне и независимо от сознания. Беркли (1685—1753)

начинает с анализа представления о физическом пространстве с целью доказать

его производность от сознания. Реальность, постигаемая посредством

ощущений, отождествлялась с самими этими ощущениями. В труде «Новая теория

зрения» (1709) Беркли противопоставил геометрическое пространство

чувственному знанию о пространственных отношениях. Такое знание, по Беркли,

складывается из различных ощущений — чисто зрительных, мышечных,

осязательных. Отношения между ними и создают протяженный мир, принимаемый

за объективно данный.

Анализ чувственных признаков, необходимо участвующих в построении

образа вещи, ее формы, движения и т. д., затрагивал мало изученные в

прежних теориях особенности восприятия, но этот анализ служил у Беркли

основанием его субъективно-идеалистической доктрины о том, что esse est

percipi (быть — значит быть в восприятии). Философская концепция Беркли,

возродившись в форме махизма, оказала огромное влияние на

западноевропейскую и американскую психологию периода империализма.

Давид Юм (1711—1776), заняв последовательно скептическую позицию,

провозгласил единственным объектом познания опыт. Он отбросил рефлексию как

источник познания. Когда мы непосредственно вглядываемся в себя, писал он в

«Исследовании о человеческом познании», то никаких впечатлений ни о

субстанции, ни о причинности, ни о других понятиях, будто бы выводимых, как

учил Локк, из рефлексии, вовсе не получаем. Единственное, что замечаем,—

это комплексы перцепций, сменяющих друг друга. Опыт, по Юму, построен, во-

первых, из впечатлений, к которым относятся (по современной терминологии)

ощущения, эмоции (страсти), и, во-вторых, из «идей» — копий впечатлений.

Локковская «идея ощущения» имела двойственную природу. Она означала

как отнесенность к внешнему объекту, так и содержание сознания. Юм изменил

это локковское понятие. Он выделил два класса феноменов внутри самого

сознания, устранив вопрос о соответствии образа внешнему предмету.

Впечатления и идеи разграничиваются по субъективным признакам: живости,

силе и другим качествам, о которых сообщает одна только интроспекция. Идеи

(факты сознания) зависят от впечатлений (других фактов сознания) и следуют

друг за другом по определенным правилам. В этом течении «идей», согласно

Юму, нет никакой необходимости. Вера же в необходимость — результат

привычки, которая учит нас, что за одним феноменом обычно появляется

другой.

Ассоциация — не продукт причинной связи вещей, как представлялось

Гоббсу, Спинозе и др. Напротив, по Юму, мнение о существовании такого рода

связи — продукт ассоциации.

В изображенной Юмом картине течения ассоциативных процессов исчезали

не только объекты реального мира, но и реальный субъект — целостная и

активная человеческая личность, действиями которой только и могут быть

воссозданы связи вещей. Оставалась динамика психических «атомов».

В это же время возникает учение о способностях души, которое в

определенном смысле противостоит ассоциационизму. Если ассоциационизм

утверждает, что вся психика есть ассоциации, то новое учение проводит

мысль, согласно которой душа располагает имманентно присущими ей свойствами

— способностями, которые не сводимы и не выводимы из ассоциаций.

С XVIII в. учение о психике связывается с мозгом (до этого психические

явления «размещали» во многих частях тела, включая сердце и печень). Это

случилось под непосредственным влиянием достижений в исследовании

физиологии мозга, особенно центральной его части — головного.

Замечательными достижениями в физиологии центральной нервной системы

ознаменовался конец XVIII— начало XIX в. Англичанин Ч. Белл и француз Ф.

Мажанди открывают два вида нервных волокон: чувствительные и двигательные.

Получает физиологическое подтверждение идея рефлекса, возникает конкретно-

научное представление о структуре рефлекторной дуги. Из философского

понятия и гипотетического конструкта рефлекс превращается в материальный,

биологический факт. Вместе с тем растет критическое отношение к возможности

его использования для объяснения сложных психических явленйй

Выход из возникшей ситуации предлагает русский физиолог И. М. Сеченов

в книге «Рефлексы головного мозга», где основные психологические процессы и

явления впервые получают рефлекторную трактовку. Все акты сознательной и

бессознательной жизни человека, пишет И. М. Сеченов, являются рефлексами по

способу происхождения, истокам, структуре и функционированию. То, что

представляется в виде образов, мыслей, ощущений и идей, есть не что иное,

как отдельные моменты целостных рефлекторных актов. В них психические

процессы и состояния играют высшую регулирующую и сигнальную роль.

Заключение

Так развивалась психология на протяжении более чем двух веков, рука об

руку с другими научными знаниями. И сейчас, в конце XX, нельзя сказать, что

психология окончательно сформировалась: с течением времени психологические

знания ревизуются и нельзя обьективно сказать, что в этой науке есть

константы.

Невозможно в ограниченном объеме реферата хоть сколько-нибудь

подробно описать развитие психологии на протяжении почти трех веков,

единственный вывод, который можно сделать выглядел бы как утверждение

приблизительно такого вида : «В психологии все точки над i не расставлены и

вряд ли когда-либо будут»…

-----------------------

Христианский гуманитарно-экономический университет

реферат по предмету “История психологии”

на тему:

«Психология: от эпохи Возрождения до середины XIX в.»

студента 1-го курса факультета психологии

Настича Сергея Леонидовича

.

Одесса, 1999 г.

г. Одесса, 1999

г. Воронеж, 1998

Страницы: 1, 2