Принцип развития

Принцип развития

Содержание:

Развитие как объяснительный принцип 2

Из истории применения принципа развития в психологии 3

Развитие психики и развитие личности. Проблема ведущей деятельности 9

Периодизация развития личности 12

Развитие как философский и общенаучный способ объяснения явлений,

принцип развития направляет работу психологической мысли на протяжении всей

её истории.

Развитие как объяснительный принцип

Этот объяснительный принцип внутренне связан с другими регулятивами

научного познания - детерминизмом и системностью. Он предполагает

рассмотрение того, как явления изменяются в процессе развития под действием

производящих их причин, и вместе с тем включает постулат об обусловленности

преобразования этих явлений их включенностью в целостную систему,

образуемую их взаимоориентацией.

Принцип развития предполагает, что изменения происходят закономерно,

что переходы от одних форм к другим не носят хаотического характера даже

тогда, когда включают элементы случайности и вариативности. Это выступает и

при соотнесении двух основных типов развития: эволюционного и

революционного. Их соотнесение таково, что с одной стороны, обеспечивается

преемственность в смене уровней при самых радикальных преобразованиях

процесса развития, с другой - происходит становление качественно новых

форм, не сводимых к предшествующим. Тем самым становится очевидной

односторонность концепций, которые либо, акцентируя преемственность, сводят

новообразования в ходе развития к формам, характерным для низших этапов

этого процесса, либо, акцентируя значимость революционных сдвигов, видят в

появлении качественно иных, чем прежде, структур, эффект своего рода

катастроф, разрывающих "связь времен". Под воздействием этих

методологических установок складывались разные подходы к объяснению

изменений, которые претерпевает психика в ее различных формах и масштабах -

в филогенезе и онтогенезе.

Если речь идет о филогенезе, психика выступает в контексте общего хода

развития жизни на Земле как один из его факторов, от самых простейших,

зачаточных ее проявлений - психика формируется как своего рода инструмент

ориентации организма в среде, различения свойств среды с целью возможно

более эффективной адаптации к ней посредством двигательной активности.

Такое различение может быть интерпретировано как сигнальная, или

информационная, функция, благодаря которой в виде сперва элементарных

ощущений - чувствований, а затем все более усложняющихся когнитивных

структур(чувственных образов) организм овладевает "картиной мира", в

которой ему надлежит выжить. На различных ступенях великой эволюционной

лестницы образ мира решительно изменяется, обеспечивая приспособление к

расширяющимся пространственно-временным параметрам среды. Само же это

приспособление реализуется усложняющимися механизмами поведения - системой

реальных действий, которая позволяет удовлетворить испытываемую организмом

нужду (потребность) в сохранении стабильности своей внутренней среды.

Перед нами целостный акт, где нераздельно представлены: играющий

сигнально-информационную роль когнитивный компонент (образ), который

позволяет организовать поведенческий ответ (действие) на идущий извне

вызов, и побуждение (мотив) как энергетический "заряд" и познавательной, и

двигательной активности. Эта "трехзвенность" любого психического феномена

на всех уровнях жизнедеятельности позволяет говорить о целостной,

развивающейся психосфере (термин Н.Н.Ланге). Перед нами великий

генетический ряд, все многообразие ступеней и проявлений которого пронизано

единым началом. Именно это единство обеспечивает преемственность в

развитии.

Фактор преемственности в развитии породил в некоторых теоретических

схемах установку на редукцию. В этом случае присущее высоким ступеням

сводится к более элементарному.

Наиболее ярким примером такой редукции служит огромная по масштабам

работа нескольких поколений американских психологов, идущая под эгидой

бихевиоризма. Справедлив упрек в адрес бихевиоризма: человек для этого

направления нечто вроде большой белой крысы. Закономерности научения,

экспериментально выявленные особенности поведения животных в лабиринтах и

проблемных ящиках приверженцы этого направления считают идентичными

закономерностям психической регуляции деятельности человека.

Протест против этой методологической установки стимулировал поиск

решений, позволяющих покончить с "зоологизацией" психологии,

сосредоточиться на уникально человеческом в психическом устройстве

личности.

Из истории применения принципа развития в психологии

Проблема развития психики представляла собой краеугольный камень всей

психологии первой трети двадцатого столетия. Для разработки этой проблемы

лейтмотивом явилось обращение к эволюционным идеям Ч. Дарвина.

И.М. Сеченов наметил задачу исторически проследить развитие психических

процессов в эволюции всего животного мира. Исходя из того, что в процессе

познания следует восходить с целью изучения от простого к сложному или, что

то же, объяснять сложное более простым, но никак не наоборот, Сеченов

считал, что исходным материалом для разработки психических факторов должны

служить как простейшие психические проявления у животных, а не у человека.

Сопоставление конкретных психических явлений у человека и животных есть

сравнительная психология, резюмирует Сеченов, подчёркивая большую важность

этой ветви психологии; такое изучение было бы особенно важно в деле

классификации психических явлений, потому что оно свело бы, может быть,

многие сложные формы их на менее многочисленные и простейшие типы,

определив, кроме того, переходные ступени от одной формы к другой.

Позднее, в "Элементах мысли" Сеченов утверждал необходимость разработки

эволюционной психологии на основе учения Дарвина, подчеркивая, что великое

учение Дарвина о происхождении видов поставило, как известно, вопрос об

эволюции, или преемственном развитии животных форм на столь осязательные

основы, что в настоящее время огромное большинство натуралистов держится

этого взгляда.

А.Н. Северцов в книге "Эволюция и психика" (1992) анализирует форму

приспособления организма к среде, которую он именует способом

приспособления посредством изменения поведения животных без изменения их

организации. Это приводит к рассмотрению различных типов психической

деятельности животных в широком смысле этого слова.

В типе членистоногих прогрессивно эволюционировали наследственные

изменения поведения (инстинкты), и у высших представителей их - у насекомых

образовались необыкновенно сложные и совершенные, приспособленные ко всем

деталям образа жизни инстинктивные действия.

В типе хордовых эволюция пошла по другому пути: инстинктивная

деятельность не достигла очень большой высоты, но зато приспособление

посредством индивидуального изменения поведения стало развиваться

прогрессивно и значительно превысило пластичность организма. Над

наследственной приспособляемостью появилась надстройка индивидуальной

изменчивости поведения.

У человека эта надстройка достигла максимальных размеров, и благодаря

этому человек, как подчеркивает Северцов, является существом,

приспособляющимся к любым условиям существования, создающим себе

искусственную среду - среду культуры и цивилизации.

Эволюционный подход получил продолжение в трудах В.А. Вагнера, который

приступил к конкретной разработке сравнительной, или эволюционной,

психологии на основе объективного изучения психической жизни животных.

Для понимания его принципиальной позиции интерес представляет статья

"А.И. Герцен как натуралист" (1914). Здесь Вагнер развивает мысли,

намеченные в ряде ранних работ, раскрывает сущность критики Герценом как

шеллигианства, пренебрегавшего фактами, так и эмпиризма, представителям

которого хотелось бы относиться к своему предмету совершенно эмпирически,

страдательно, лишь наблюдая его.

В своих исследованиях, посвященных проблемам развития психики и

построенных на богатейшем фактическом материале, Вагнер никогда не

оставался "рабом факта", а нередко поднимался до "высшего научного

монизма", как он именовал философский материализм Герцена.

В своём двухтомном труде "Биологические основания сравнительной

психологии (Биопсихология)" Вагнер противопоставляет в вопросах

сравнительной психологии научному мировоззрению теологическое и

метафизическое.

Теологическое мировоззрение, окончательно сформировавшееся, по мнению

Вагнера, у Декарта, заключалось в отрицании души у животных и представлении

их в виде автоматов, хотя и более совершенных, чем всякая машина, сделанная

человеком. Замечая, что это мировоззрение всего ближе соответствовало

христианскому учению о бессмертии души, Вагнер заключает, что его

современное значение ничтожно.

Остатком прошлого является и метафизическое направление, которое пришло

на смену теологическому. Вагнер называл метафизику родной сестрой теологии

в ее воззрении на душу как самостоятельную сущность. Для современных

метафизиков, писал Вагнер, типичны попытки примирить метафизику с наукой,

приспособляя ее к добытым последнею истинам.

Научный подход в истории проблемы развития психики характеризуется, по

Вагнеру, столкновением двух противоположных школ.

Одной из них присуща идея о том, что в человеческой психике нет ничего,

чего не было бы в психике животных. А так, как изучение психических явлений

вообще начиналось с человека, то весь животный мир был наделен сознанием,

волею и разумом. Это, по его определению, "монизм ad hominem (применительно

к человеку), или "монизм сверху".

Вагнер показывает, как оценка психической деятельности животных по

аналогии с человеком приводит к открытию "сознательных способностей"

сначала у млекопитающих, птиц и других позвоночных, потом у насекомых и

беспозвоночных до одноклеточных включительно, затем у растений и, наконец,

даже в мире неорганической природы. Так, возражая Э. Васману, который

считал, что муравьям свойственны взаимопомощь в строительной работе,

сотрудничество и разделение труда, Вагнер справедливо характеризует эти

мысли как антропоморфизм.

Несмотря на ошибочность тех конечных выводов, к которым пришли многие

ученые, проводя аналогию межу действиями животных и людей, этот

субъективный метод имел принципиальных защитников и теоретиков в лице В.

Вундта, Э. Васмана и Дж. Роменса. Для Вагнера этот метод неприемлем даже с

теми коррективами к нему, с теми рекомендациями "осторожно им пользоваться"

и прочими оговорками, которые характерны для последних.

Биолог Ю. Филиппченко, как будто сочувственно излагавший отрицательную

оценку Вагнером "монизма сверху", был, однако. склонен, как и Васман,

ограничиваться поверхностной критикой "ходячей психологии животных".

Целиком отрицать метод аналогии нельзя, считал Филиппченко, и "без

некоторого элемента аналогии с психикой человека" невозможна никакая

психология животных.

Далее Филиппченко утверждал, что необходимость подобных сравнений не

отрицается и самим Вагнером, и приводил слова последнего о том, что

объективная биопсихология для решения своих задач также пользуется

сравнением психических способностей, но совершенно иначе как по материалу

сравнения, так и по способу его обработки.

Другое направление, противоположное "монизму сверху", Вагнер именовал

"монизмом снизу". В то время как антропоморфисты, исследуя психику

животных, мерили ее масштабами человеческой психики, "монисты снизу" ( к их

числу он относил Ж. Лёба, Рабля и других), решая вопросы психики человека,

определяли ее, наравне с психикой животного мира, мерою одноклеточных

организмов.

Если "монисты сверху" везде видели разум и сознание, которые в конце

концов признали разлитым по всей вселенной, то "монисты снизу" повсюду (от

инфузории до человека) усматривали только автоматизмы. Если для первых

психический мир активен, хотя эта активность и характеризуется

теологически, то для вторых животный мир пассивен, а деятельность и судьба

живых существ сполна предопределены "физико-химическими свойствами их

организации". Если "монисты сверху" в основу своих построений клали

суждения по аналогии с человеком, то их оппоненты видели такую основу в

данных физико-химических лабораторных исследований

Таковы сопоставления двух основных направлений в понимании проблемы

развития в психологии. Здесь схвачены принципиальные недостатки, которые

для одного направления сводятся к антропоморфизму, субъективизму, а для

другого - к зооморфизму, фактическому признанию животных, включая высших и

даже человека, пассивными автоматами, к непониманию качественных изменений,

которые характерны для высших ступеней эволюции, т.е., в конечном счете, к

метафизическим и механистическим ошибкам в концепции развития.

Вагнер поднимается до понимания того, что крайности в характеристике

развития неизбежно сходятся.

В связи с той критикой, которой подверг Вагнер воззрения "монистов

снизу", необходимо коротко затронуть сложный вопрос об его отношении к

физиологическому учению И.П. Павлова. Вагнер, отдавая Павлову должное

(называя его "выдающимся по таланту") и сходясь с ним в критике

субъективизма и антропоморфизма, тем не менее считал, что метод условных

рефлексов пригоден для выяснения разумных процессов низшего порядка, но

недостаточен для исследования высших процессов. Он стоял на том, что

рефлекторная теория, оказываясь недостаточной для объяснения высших

процессов, в такой же мере недостаточна для объяснений основного материала

сравнительной психологии - инстинктов.

При этом Вагнер не утрачивал детерминистической последовательности,

трактуя инстинктивные действия в качестве наследственно фиксированной

реакции на сумму внешних воздействий, и вместе с тем не отрицал, что в

основе всех действий лежат рефлексы. Считая, что между инстинктами и

разумными способностями непосредственной связи нет, Вагнер видит их общее

рефлекторное происхождение. Действия инстинктивные и разумные восходят к

рефлексам - в этом их природа, их генезис.

Вагнер поднимается до диалектического понимания отношений между

рефлексами и инстинктами (рефлексы и инстинкты и однородны и неоднородны,

однородны в одном и разнородны в другом). С точки зрения Вагнера инстинкты

(как "разумные действия") имеют своим источником рефлексы. Он, таким

образом, различает вопрос о происхождении инстинктов и разума (здесь он на

позициях рефлекторной теории) и о сведении психических способностей к

рефлексам (здесь он против механицизма рефлексологов).

В последней, оставшейся неопубликованной работе "Сравнительная

психология, область ее исследования и задачи" Вагнер вновь обращается к

проблеме инстинкта, формулируя теорию колебания инстинктов (теорию

флуктуаций).

Продолжая подчеркивать рефлекторное происхождение инстинктов, он еще

раз оговаривает иной подход к их генезису, нежели тот, который был присущ

исследователям, линейно располагавшим рефлекс, инстинкты и разумные

способности. Не линейно, как у Г. Спенсера, Ч. Дарвина, Дж. Роменса:

рефлекс - инстинкт - разум, или как у Д.Г. Льюиса и Ф.А. Пуше: рефлекс -

разум - инстинкт (в последнем случае разум подвергается редукции). По

Вагнеру, здесь наблюдается расхождение психических признаков:

инстинкт

рефлекс

разум

Для понимания образования и изменения инстинктов он использует понятие

видового шаблона. Инстинкты, писал Вагнер, представляют не стереотипы,

которые одинаково повторяются всеми особями вида, а способность

неустойчивую и колеблющуюся в определенных наследственно фиксированных

пределах (шаблонах), для каждого вида своих. Понимание инстинкта как

видового шаблона, который наследственно складывался на длинном пути

филогенетической эволюции и который , однако, не является жестким

стереотипом, привело Вагнера к выводу о роли индивидуальности, пластичности

и вариабильности инстинктов, о причинах, вызывающих новообразования

инстинктов. Он указывает, что помимо генезиса путем мутации (путь к

образованию типически новых видов признаков), возможен генезис путем

флуктуации. Последний лежит на путях приспособления к изменяющимся

условиям.

Не могли не вызывать отрицательного отношения у Вагнера попытки

отдельных физиологов, к которым относились в этот период некоторые

павловские сотрудники (Г.П. Зеленский, Л.А. Орбели и др.) соединить

метафизику с физиологией , очутившись с чуждой им области отвлеченных

соображений, нередко забираются в такую гущу метафизики, что можно лишь

недоумевать над тем, как могут совмещаться в одном мозгу столь

противоположные способы мышления.

Отрицательную реакцию вызвала у Вагнера трактовка зоопсихологии как

науки сплошь антропоморфистской и субъективистской, разделявшейся многими

физиологами и самим Павловым. В этот период зоопсихолог для Павлова - тот,

кто "хочет проникать в собачью душу", а всякое психологическое мышление

Страницы: 1, 2