МЕНЮ


Фестивали и конкурсы
Семинары
Издания
О МОДНТ
Приглашения
Поздравляем

НАУЧНЫЕ РАБОТЫ


  • Инновационный менеджмент
  • Инвестиции
  • ИГП
  • Земельное право
  • Журналистика
  • Жилищное право
  • Радиоэлектроника
  • Психология
  • Программирование и комп-ры
  • Предпринимательство
  • Право
  • Политология
  • Полиграфия
  • Педагогика
  • Оккультизм и уфология
  • Начертательная геометрия
  • Бухучет управленчучет
  • Биология
  • Бизнес-план
  • Безопасность жизнедеятельности
  • Банковское дело
  • АХД экпред финансы предприятий
  • Аудит
  • Ветеринария
  • Валютные отношения
  • Бухгалтерский учет и аудит
  • Ботаника и сельское хозяйство
  • Биржевое дело
  • Банковское дело
  • Астрономия
  • Архитектура
  • Арбитражный процесс
  • Безопасность жизнедеятельности
  • Административное право
  • Авиация и космонавтика
  • Кулинария
  • Наука и техника
  • Криминология
  • Криминалистика
  • Косметология
  • Коммуникации и связь
  • Кибернетика
  • Исторические личности
  • Информатика
  • Инвестиции
  • по Зоология
  • Журналистика
  • Карта сайта
  • Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга

    только одна пребывает в плену бессознательного. Это определение все же

    следует уточнить. Как показывает опыт, дифференциация, лишь

    приблизительная, удаётся одной функции, которая вследствие этого называется

    высшей, или главной функцией; она составляет (наряду с

    1 Ср. Psychologie und Alchemie.

    экстра- и интроверсией) тип сознательной установки. Этой функции пособляют

    одна или две, более или менее дифференцированные вспомогательные функции,

    которые, однако, почти никогда не достигают такой же степени

    дифференциации, или пригодности к произвольному использованию. Поэтому они

    обладают более высокой степенью спонтанности по сравнению с главной

    функцией, которая в значительной степени оказывается надёжной и уступчивой

    по отношению к нашему намерению. Четвёртая, низшая функция, оказывается

    недоступной для нашей воли. То она предстает как кобольд, вызывающий

    забавные неполадки, то как deux ex machina. Всегда, однако, она является и

    действует sua sponte. Из этого изложения следует, что даже

    дифференцированные функции лишь отчасти освободились от укоренённости в

    бессознательном, в остальном же они прочно в нем засели и действуют под его

    господством. Трём дифференцированным функциям, которые находятся в

    распоряжении Я, соответствуют три бессознательные части, ещё не

    оторвавшиеся от бессознательного1. И так же, как трем сознательным и

    дифференцированным частям функций противостоит четвёртая,

    недифференцированная функция как более или менее мучительный и мешающий

    фактор — точно так же высшая функция представляется злейшим врагом в

    отношении к бессознательному. Нельзя обойти молчанием особую уловку: как

    чёрт любит рядиться в ангела, так и низшая функция — тайным и коварным

    образом — оказывает влияние по преимуществу на главную функцию, так как

    последняя больше всего её подавляет2.

    Это, увы, несколько абстрактное отступление необходимо для того, чтобы

    мало-мальски прояснить хитрые и иносказательные связи нашей — как

    обыкновенно говорят — «просто детской сказки». Обе противоположные

    троичности — одна, заклинающая зло, и другая, представляющая его силу —

    похожи, так сказать, как две капли воды на функциональную структуру нашей

    психики — сознание и бессознательное. Сказка как спонтанный, наивный и

    нерефлексируемый продукт души не может высказывать ничего другого, кроме

    того, что же собственно из себя представляет душа. Поэтому не только наша

    сказка, но и бесчисленные другие сказки делают то же самое.

    Наша сказка на редкость отчётливо показывает, с одной стороны, полную

    противоречивость архетипа духа, с другой — запутанную сыгранность антиномий

    по достижению одной большой цели — наивысшего осознавания. Юный свинопас,

    1 В одной северной сказке [Norwegen. Nr. 24: Die drei Prinzessinnen im

    Weissland] три принцессы, которых надо выручить, изображены воткнутыми в

    землю по шею.

    2 К учению о функциях ср.: Psychologische Typen.

    который из животно-чувственной бездны взбирается на гигантское мировое

    древо и уже совсем наверху, в светлом сверхмире обнаруживает свою деву-

    Аниму, знатную принцессу, — символизирует восхождение сознания из чуть ли

    не животных областей к многообещающей вершине, откуда сознанию раскрывается

    самый широкий горизонт1. Когда мужское сознание достигает этой высоты, то

    там оно встречает своё женское соответствие, Аниму2. Она — персонификация

    бессознательного. Их встреча показывает, насколько неподходящим является

    обозначение бессознательного как «подсознания». Оно не только «под

    сознанием», но также над ним, и уже с давних пор над ним, так что герою

    нужно именно карабкаться к нему, и с большим трудом. Однако это «высшее»

    бессознательное ни в коем случае не является сверхсознанием в том смысле,

    что тот, кто его достиг (как наш герой), будет возвышаться над

    «подсознанием» примерно так же, как он возвышается над поверхностью земли.

    Напротив, он делает досадное открытие, что его высокая и светлая Анима,

    принцесса души, там уже заворожена и так же несвободна, как птица в золотой

    клетке. Он может, правда, похвастаться, что преодолел низину чуть ли не

    животной тупости, однако его душа находится во власти злого духа, мрачного

    отцовского имаго из преисподней в образе ворона, этого известного

    териоморфного облика черта. Зачем герою нужны эта высота и широкий

    горизонт, если его возлюбленная душа томится в плену? Более того, она даже

    принимает участие в игре преисподнего мира и, по-видимому, склонна

    препятствовать и мешать юноше в раскрытии тайны своей неволи, запрещая ему

    входить в комнату. Украдкой (именно через запрет) она всё же приводит его к

    этому. Всё это напоминает ситуацию, как если бы бессознательное имело две

    руки, причём одна всегда делает нечто супротив второй. Принцессе и хочется

    и не хочется быть освобожденной. Злой дух, очевидно, именно на этом и

    попался в ловушку: он собирался, по-видимому, похитить для себя прекрасную

    душу светлого верхнего мира, что он, вероятно, мог сделать в качестве

    крылатой сущности, но вместе с тем он не рассчитывал, что и сам будет

    изгнан в этот верхний мир. Хотя он — и тёмный дух, но и он страждет света.

    В этом его тайное оправдание, тогда как изгнание означает наказание за то,

    что он взял на себя лишнее. До тех пор, пока злой дух заточен в верхнем

    миру, принцесса также не может опуститься на землю, и — герой исчезает в

    раю. Тут он, однако, совершает грех

    1 Речь идёт о типичной энантиодромии: на этом пути выше не подняться,

    но должно реализовать ещё и другую сторону своей сущности и для этого

    спуститься вниз.

    2 Юноша задаётся вопросом, взглянув на большое дерево: «Как же это

    здорово посмотреть с его верхушки за край света».

    непослушания, содействуя таким образом бегству разбойника, а также служит

    причиной, как повторного умыкания принцессы, так и целого ряда скверных

    последствий. И вот каков результат: принцесса возвращается на землю, а

    чёртов ворон принимает человеческий облик охотника. Тем самым светлая,

    надмирная Анима, так же как и злой принцип, сближаются в человеке, т. е.

    оба переводятся в человеческую уменьшительную форму и поэтому становятся

    досягаемыми. Трёхногая, всезнающая лошадь охотника представляет его

    собственную силу. Она соответствует бессознательной части

    дифференцированной функции1. Однако охотник персонифицирует низшую функцию,

    которая выявляется также и в герое, как его любопытство и предприимчивость.

    В дальнейшем герой даже еще больше уподобляется охотнику: наш герой, так

    же, как и охотник, заполучил своего коня от ведьмы. Однако в отличие от

    первого, охотник в то же время промешкал и не прихватил с собой двенадцать

    ягнят, чтобы насытить двенадцать волков, которые затем и попортили ему

    лошадь. Он забыл уплатить дань хтоническим силам, потому что он только лишь

    разбойник. Его нерадение учит героя, что бессознательное отпускает своих

    чад только взамен на жертву2. Число двенадцать здесь, вероятно, является

    символом времени, с побочным значением двенадцати дел, которые следует

    выполнить для бессознательного, прежде чем удастся от него освободиться3.

    Охотник появляется как первая и неудачная попытка героя по овладению своей

    душой путем грабежа и насилия. Достижение души в действительности означает

    opus терпения, жертвенность и самоотверженность. Присваивая себе

    четырёхногую лошадь, герой полностью замещает охотника и также гоняется за

    принцессой. Четверичность оказывается в нашем рассказе большей силой,

    потому что она интегрирует в свою целостность ту часть, которой ей

    недостает, чтобы быть целой.

    1 Всезнание бессознательных компонентов функции, конечно, утрировано.

    Фактически они распоряжаются или даже лучше сказать – находятся под

    влиянием сублиминальных ощущений и воспоминаний, равно как и инстинктивных,

    архетипических содержаний бессознательного. Именно они сообщают

    бессознательной деятельности непредвиденно точную информацию.

    2 Охотник упустил из виду решающее обстоятельство, как это чаще всего

    и происходит. Люди редко или никогда не думают об издержках, которые

    вызывает деятельность духа.

    3 Алхимики подчёркивают большую продолжительность работы и говорят о

    «longossima via», «duiturnitas immensae meditations» [Очень длинном пути –

    длиною глубокой медитации] и т. д. Число 12, вероятно, можно связать с

    церковным годом, в котором совершается искупительный подвиг Христа.

    Жертвенный ягнёнок, скорее всего, также из этого источника.

    Архетип духа в этой, кстати сказать, отнюдь не примитивной сказке,

    имеет териоморфное выражение как система трёх функций, которая подчинена

    единству, злому духу, точно так же как одна неназванная инстанция при

    помощи троичности гвоздей распяла ворона. В обоих случаях вышестоящее

    единство соответствует в первом случае — низшей функции, т. е. охотнику, в

    последнем случае — главной функции, а именно — герою. Герой и охотник,

    наконец, уподобляются друг другу, так что функция охотника растворяется в

    герое. Да, сам герой уже с самого начала кроется в охотнике и побуждает

    последнего всеми находящимися в его распоряжении аморальными средствами

    совершить грабёж души, и принуждает её, так сказать, против собственной

    воли, постепенно играть на руку герою. На поверхности царит яростная борьба

    между обоими, в глубине же — один выполняет обязанность другого. Развязка

    происходит в тот момент, когда герою удается покорить четверичность, т. е.

    психологически: воспринять низшую функцию в систему трёх. Таким образом,

    конфликт прекращён одним ударом, и личность охотника растворяется в Ничто.

    После этой победы герой сажает свою принцессу на трёхногую лошадь и скачет

    вместе с ней в королевство её отца. Она управляет; и отныне она

    персонифицирует ту область духа, которая прежде служила злому охотнику.

    Итак, Анима есть и остается предстательницей той части бессознательного,

    которая ни при каких условиях не может быть вмещена в целостность,

    доступную человеку.

    Русский вариант этой сказки имеет название: Марья Моревна1. Герой

    истории не свинопас, а Иван Царевич. Трём помогающим животным здесь даётся

    интересное пояснение: они составляют соответствие трём сёстрам Ивана и их

    мужьям, так как последние являются настоящими птицами. Три сестры

    представляют триаду бессознательных функций, которая находится в отношении

    с животной, соответственно, с духовной областью. Птицы-люди с виду похожи

    на ангелов, они подчёркивают вспомогательную природу бессознательной

    функции. В истории они также спасительно вмешиваются в тот решающий момент,

    когда герой (непохожий на героя немецкого варианта) оказывается во власти

    злого духа, им умертвляется и разрывается на части (типичная судьба

    Богочеловека!)2. Злой дух — это старец, он часто изображается голым и

    зовется Кощеем Бессмертным3. Ведьме соответствует известная Баба Яга. Три

    1 Дочь моря [Russian Fairy Tales, p. 533 ff.]

    2 Старик кладёт расчленённое тело в бочонок и бросает его в море, что

    напоминает судьбу Осириса (голова и фаллос!).

    3 От кош – кость, и пакость, капост – отвратительный, грязный.

    услужливых животных немецкого варианта здесь удвоены, один раз это птицы-

    люди, потом — лев, заморская птица и пчёлы. Принцесса здесь — королева

    Марья Моревна, великая предводительница (Мария, Царица Небесная,

    превозносится в русских православных гимнах как «предводительница»),

    которая в своём дворце, в запертой комнате держит злого духа, прикованного

    двенадцатью цепями. Когда Иван утоляет жажду старика, последний похищает

    королеву. Магические верховные животные не превращаются в заключение в

    людей. Русская сказка имеет ярко выраженный архаический характер.

    ПРОБЛЕМА ТРЁХ И ЧЕТЫРЁХ

    Это психологическое raisonnement покоится, с одной стороны, на

    иррациональной данности материала, т. е. сказки, мифов или сновидений, с

    другой — на осознавании «латентных» рациональных связей этой данности. То,

    что такие связи вообще существуют, является, прежде всего, гипотезой,

    наподобие той, например, которая гласит, что сновидения имеют смысл.

    Истинность этого допущения не установлена a priori. Его эффективность может

    явствовать только после его применения. Поэтому сначала нужно выждать,

    действительно ли его методическое употребление на иррациональном материале

    содействует отчетливому истолкованию последнего. Его применение состоит в

    том, что с материалом обращаются так, как если бы он обладал внутренней

    смысловой связью. Для этой цели требуется много данных так называемой

    амплификации, т. е. некоторых пояснений, генерализаций и сближений с более

    или менее общим понятием в соответствии с карданическим правилом

    толкования. Так, например, чтобы познать трёхногость, нужно, прежде всего,

    отделить её от лошади и приблизить к её собственному принципу, а именно к

    троичности. Упомянутая в сказке четырёхногость также соотносится с

    троичностью на более высокой ступени, усиливая всеобщее понятие, из чего

    получается загадка Тимея, а именно проблема трех и четырёх. Триада и

    тетрада представляют архетипические структуры, которые играют значительную

    роль во всеобщей символике, они важны в равной мере для исследования мифов

    и сновидений. Возведение иррациональных связей (а именно трёх- и

    четырёхногости) на ступень всеобщего принципа воззрения позволяет выявить

    подспудное универсальное значение мотива, что придаёт размышляющему

    рассудку мужество всерьёз приступить к доказательству. Эта задача

    затрагивает ряд соображений и выводов технического характера, тем более что

    эта понятийная работа вообще типична для разгадывания символов и необходима

    для понимания продуктов бессознательного. Таким только образом может быть

    проработан смысл бессознательных связей из них самих, в противоположность

    тем дедуктивным толкованиям, которые выводятся из какой-то предлагаемой

    теории, как, например, из астро- и из метео-мифологической и — last not

    least — из сексуально-теоретической интерпретации.

    Трёх- и четырёхногость лошади составляет на самом деле загадочное

    обстоятельство, достойное более тщательного расследования. Тройка и

    четвёрка напоминают не только о той дилемме психологической теории функций,

    но также о той аксиоме Марии Пророчицы, которая играет значительную роль в

    алхимии. Поэтому, по-видимому, стоит чуть ближе подойти к значению обоих

    диковинных лошадей.

    Достойным внимания Юнгу представляется прежде всего то, что трёхногому

    предписано быть, с одной стороны, верховым животным для принцессы, а с

    другой стороны — эта же самая кобыла одновременно является заколдованной

    принцессой. Троичность связывается здесь недвусмысленно с женственностью,

    тогда как для доминирующего религиозного воззрения, присущего сознанию,

    троичность представляет изборное мужское дело, не говоря уже о том, что

    три, как нечётное число, и без того является мужским. Поэтому можно было бы

    троичность прямо перевести как «мужественность», и последняя ещё более

    подчеркивается в древнеегипетской триипостасности бога Ка-Мутеф-фараона1.

    Трёхногость как свойство животного означает мужественность

    бессознательного, присущую женской сущности. У реальной женщины её

    мужественности, вероятно, соответствует Анимус, который, как заколдованный

    конь, представляет «дух». У Анимы, напротив, троичность совпадает не только

    с христианским представлением Троицы, но и с «нижним треугольником»,

    триадой низших функций, с триадой. Троицы, но и с «нижним треугольником»,

    триадой низших функций, с триадой, которая составляет так называемую Тень.

    Нижняя половина личности чаще всего и по большей части — бессознательная.

    Она означает не все бессознательное, только лишь его личностный срез.

    Анима, напротив, отличается от Тени постольку, поскольку она

    персонифицирует коллективное бессознательное. Если троичность ей подчинена

    как

    1 Ка-Мутеф означает «бык своей матери». См. H. Jacobsohn. Die

    dogmatische Stellung des Konigs in der Theologie der alten Agypter. PP. 17,

    35 и 41 ff.

    верховое животное, то этим хотят указать на то, что она оседлала Тень, т.

    е. ведёт себя по отношению к ней как мара1. В данном случае она куражится

    над Тенью. Будь она сама лошадью, то она бы утратила своё доминирующее

    положение как персонификация коллективного бессознательного, ведь если она

    является верховым животным принцессы А, супруги героя, то она объезжена, т.

    е. одурачена. Она как принцесса В — правильно говорится в сказке —

    заколдована в трёхногого.

    Это несколько запутанное дело может разрешиться следующим образом:

    1. Принцесса А есть Анима героя2. Она едет верхом, т. е. дурачится над

    трёхногим, над Тенью, над триадой низших функций своего будущего супруга.

    Выражаясь проще, это означает, что она завладела низшей половиной личности

    героя. Она его подцепила со стороны его слабости, что часто случается в

    повседневной жизни, потому что человек нуждается в поддержке и в дополнении

    там, где он слаб. Женщине по смыслу подобает быть слабым местом мужчины. По

    всей вероятности, эта ситуация так и формулируется, если героя и принцессу

    А рассматривать как двух обычных людей. Но так как эта история удивительна

    и разыгрывается, главным образом, в мире магического, то все же правильнее

    толковать принцессу А как Аниму героя. В таком случае герой, благодаря

    встрече с Анимой, отрешается от дольнего мира, как Мерлин, благодаря своей

    Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7


    Приглашения

    09.12.2013 - 16.12.2013

    Международный конкурс хореографического искусства в рамках Международного фестиваля искусств «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНДОРРА»

    09.12.2013 - 16.12.2013

    Международный конкурс хорового искусства в АНДОРРЕ «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНДОРРА»




    Copyright © 2012 г.
    При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.