Экзистенциальный анализ. История, теория и методология практики

которыми люди приходят на терапию: 1) «Безнадежная жертва судьбы» и 2) «Я

ответственен за все на свете»[13]. Он пишет о том, что в обоих случаях

наблюдается тенденция возвращаться к одной и той же точке, как в идее

вечного возвращения Ницше. Хиклин настаивает на том, что мгновенное

осознание пациентом своей жизненной истории может сыграть решающую роль в

освобождении пациента от этих невротических цикличностей (Boss 1979, pp.114-

119).

Мышление и память

Босс говорит о том, что тот материал, который мы храним в своей памяти не

есть серия некоторых эндопсихичексих репрезентаций внешних объектов, так же

это и не следы энграмм, которые можно измерить физиологическим путем.

Согласно Боссу, люди воспринимают объекты непосредственно в их

пространственности и темпоральности внутри широкой открытости человеческой

экзистенции, независимо от того, откуда к нам эти объекты приходят – из

настоящего, будущего или прошлого.

Такое понимание человеческой памяти заметно расходится с традиционным

естественнонаучным подходом. Босс ссылается на Блаженного Августина,

который высказывает созвучные Боссу мысли о том, что звуки, которые мы

слышим в своей памяти, мы не слышим не физически, посредством органов

слуха. Тем не менее, они есть, они реальны, это они сами, а не их образы.

(Avgustinus, 1960).

Память не есть хранилище мыслей в виде неких инкапсулированных

психических сущностей. Сами мысли по Боссу – не что иное, как особого рода

осознанности конкретных феноменов в открытом пространстве нашего мира.

Следовательно, мышление есть позволение обращенным к нам феноменам

проявиться тематически. Естественнонаучный способ мышления, в этом смысле,

не исключение, это также способ позволения феноменам явиться, но особым

специфическим путем – путем каузальной цепочки последовательных,

поддающихся измерению эффектов.

Босс говорит о том, что обычно к памяти относят два совершенно

различных способа человеческого бытия. Первый касается визуализации

объектов. С феноменологической точки зрения – это не настоящее вспоминание.

Когда я визуализирую дом в горах, я не вспоминаю его, а нахожусь в особом

типе отношения к этому дому. Память не играет никакой роли в процессе

визуализации дома таким, как он есть сейчас для меня. Вспоминать (второй

способ), по Боссу, есть не просто визуализировать, а визуализировать с

воспроизведением особого опыта, который имел место в прошлом.

Понятие забывания в концепции Босса также меняется. Босс анализирует

понятие забывания с лингвистической точки зрения в немецком, английском и

древнегреческом языках. Он приходит к выводу, что в основе современного

понятия этого термина лежит эго-концепция, согласно которой забывание

означает выход из под власти эго – неспособность владеть, удерживать то или

иное событие, в то время как в древнегреческом сам концепт эго отсутствовал

как таковой. При этом забывание – понималось как «скрывание», «прятание»,

т.е. центр активности переносится с субъекта на сами феномены, само бытие.

В консонансе со своими древнегреческими коллегами Босс определяет Забывание

как выпадение из пространства моей воспринимающей открытости, указывая, что

при определенных обстоятельствах, то, что выпало, может вернуться. Не нужно

строить хитрых цепочек, чтобы понять, что это за обстоятельства. Эти

обстоятельства связанны с характером моей открытости и качеством моей

настроенности.

Когда я забываю, я всегда забываю часть себя самого, - говорит Босс.

Когда что-то избегает меня, мои отношения к этой вещи также теряются. А эти

отношения как раз и есть то, что конституирует структуру моей

экзистенциальной открытости, то есть то, что есть я сам. Когда я что-то

забываю, моя человеческая экзистенция уменьшается. Таким образом, и

вспоминание и забывание касаются не столько ментальной способности нашего

рассудка, сколько присутствия либо отсутствия вещей в открытом

пространстве моего бытия-в-мире, самих вещей, а не их репрезентаций.

То, что встречается человеку в его открытости, не теряется, становясь

просто прошлым. То, что сохраняется в открытости человеческого Dasein –

всегда настоящее в настоящем. И именно постольку, поскольку оно настоящее,

оно детерминирует наше актуальное поведение. Следовательно это «прошлое»,

присутствующее в сегодняшнем настоящем, вместе с настоящим, уже там

имеющимся, совместно детерминируют наше будущее.

Смерть и человеческая смертность

Смерть есть неизбежный предел человеческой экзистенции. В смерти

экзистенция как телесное бытие-в-мире приходит к своему финальному

завершению. Мы можем рассматривать неживые объекты также как конечные, они

не существуют вечно. Тоже самое мы можем сказать относительно других живых

существ не человеческой природы –растений и животных. Однако никто не

умирает так как человек. Только человек знает о своей смертности. Таким

образом смертность является одной их самых существенных черт человеческой

экзистенции.

Знание о своей смерти не оставляет человеку выбора. Он вынужден

существовать в некотором роде постоянного отношения к смерти, эту

реальность Хайдеггер назвал «Бытием-к-смерти». Эта реальность проявляет

себя многими способами. Один из самых распространенных – просто бегство от

смерти. Каждый день своей жизни люди делают бесчисленные попытки обмануть

себя относительно одного из самых определенных аспектов их жизни. Человек

старается даже мысли о тех, кто умер, равно как и мысли о своей смерти

представить как нечто, к смерти никакого отношения не имеющее.

Наше отношение к смерти может быть представлено голым страхом, в

котором смерть предстает в качестве экзистенциального инстинкта страха

пустоты, конца всех вещей. Не подлежит сомнению, что телесное бытие-в-мире

заканчивается смертью. В тоже время, единственное, что мы можем сказать

определенно, это то, что экзистенция после смерти не существует тем же

самым способом, каким существовала раньше. Все это, однако, не исключает

возможности того, что смерть не является радикальной аннигиляцией всего

того, что было связано с конкретной человеческой экзистенцией. Босс пишет о

том, что мы ничего не можем сказать о возможности существования в других

формах бытия, сокрытых для восприятия смертных телесных живых существ. Мы

не можем это подтвердить, но также мы не можем это и опровергнуть. Умерший

может иметь такие отношения к бытийности, которые сокрыты от живущих. Не

исключены, возможно, даже такие моменты, когда умершая экзистенция каким-то

образом входит в мир реально существующего человеческого бытия.

«Вполне возможно, - пишет Босс, - чтобы мы смогли воспринять смерть с

предельной ясностью, принять ее как манифестацию экзистенциальной

возможности завершения (доведения человеческой экзистенции до полноты) – с

другой, не с человеческой точки зрения» (Boss, 1979, р.120). Т.е. речь идет

о том, что феномен смерти, в смысле завершения (выполнения) его

экзистенции, позволяет взглянуть на феномен человека, с точки зрения чего-

то большего, чем есть он сам, с точки зрения того, «кто может использовать

его (человека) как то самое пространство открытости, которое необходимо для

появления и возможности всего бытия» (там же, р.120). Босс иллюстрирует

данную мысль примерами мирной тихой смерти пожилых людей, которые уходят из

жизни с «чувством выполненного долга», а также примерами противоположных

случаев, когда пожилые люди, которые в течение своей жизни не были

достаточно открытыми для «явления вещей и событий на свет», иными словами

не реализовали свои возможности, чувствуют с приближением смерти ужасную

панику.

Важнейшая мысль относительно экзистенциала человеческого бытия-к-

смерти заключается в том, что смерть никоим образом не есть отдельное

событие в отдаленном будущем, а одна из самых реальных вещей в «открытом

пространстве» человеческого бытия. Событие, которое самым непосредственным

образом оказывает влияние на всю нашу жизнь. Босс подчеркивает особую

важность осознанного отношения человека к собственной смерти, исключающего

попытки бегства. Именно благодаря Бытию-к-смерти, Dasein получает

возможность освободить себя от захваченности вещами и рутиной повседневной

жизни, и таким образом, вернуться к себе самому. Бытие–к-смерти являет

человеку смерть как последний шанс стать самим собой в умирании своей

собственной смертью.

Босс говорит, что такое понимание, а следовательно и отношение к

смерти способно побудить человека к более осознанному отношению к своей

смерти, что автоматически означает и более ответственное отношение к

каждому моменту своей жизни. Для бессмертного существа всегда есть шанс

осуществить ту или иную возможность в будущем, для конечного существа одна

и та же ситуация никогда не произойдет дважды.

В нашей стране и за рубежом проводились разного рода исследования,

касающиеся психологических изменений, произошедших после клинической

смерти. Эти исследования говорят о том, что в жизни людей, переживших

клиническую смерть, действительно происходят важные изменения. Люди

становятся по всем параметрам более зрелыми. Они начинают вести себя с

большим осознанием главного и второстепенного в их жизни.

Честное и открытое отношение человека к собственной смерти

«располагает все его потенциальные возможности на правильные места» и они

проявляются в «правильной» перспективе как экзистенциальные способы

функционирования. Этот процесс Босс называет процессом освобождения, и

говорит, что благодаря ему человек начинает с большим уважением относиться

к экзистенциальным возможностям бытия других людей и лучше эти возможности

понимать.

Босс особо подчеркивает важность адекватного понимания феномена смерти

в рамках отношений: врач – пациент. В экзистенциале бытия-к-смерти задача

терапевта заключается в том, чтобы подготовить своего пациента «к хорошей

смерти», что, как указывалось ранее, в переводе на язык актуального бытия

означает свободное и ответственное отношение к каждой открывающейся в нашей

жизни возможности, и на базе этого отношения адекватная их реализация. Лишь

в случае свободной и ответственной реализации выпадающих нам шансов и

возможностей можно будет говорить о хорошей смерти (Boss 1979, pp.119-122).

Босс считал, что экзистенциалы могут стать направляющими для гуманной

медицины. В рамках этих экзистенциалов Босс дает общую теорию

психологического учения для медицины и Dasein-сообразную общую патологию.

При этом все заболевания, включая психические, подразделяются им на четыре

группы:

1. Заболевания с ведущей соматической составляющей, т.е. болезнь с

вовлеченностью экзистенциала телесности.

2. Заболевания с ведущей составляющей в виде нарушения

пространственности и темпоральности.

3. Заболевания с ведущей составляющей в виде нарушения сущностной

определенности бытия.

4. Заболевания с ведущей составляющей, проявляющийся в деформации

открытости и свободы Dasein.

В то же время Босс подчеркивает, что не существует нарушений в

изолированном виде, ограниченном пределами одной из 4-х групп. Поэтому

всякая болезнь накладывает свою печать, в какой-то мере, на всего человека,

т.е. проявляется во всех четырех группах, при том, что одна из групп

является ведущей. Преимущество Dasein аналитически ориентированной медицины

по Боссу состоит в том, что она позволяет восполнить концептуальную

нехватку целостности в современной медицине. Действительно, кому из нас не

приходилось удивляться ограниченности современных медиков какой-либо одной

системой в организме, невозможностью и нежеланием выхода за ее пределы?

Босс настаивает на том, чтобы во врачебном обиходе человеческое бытие

учитывалось во всей его полноте и целостности.

Экзистенциальный базис новой психологии

В связи с очевидной для него неадекватностью естественнонаучных основ

современной психологии, Босс предлагает выстроить здание психологической

науки (равным образом, как медицины, биологии и физиологии) на новых

экзистенциальных основаниях. В направлении к новой психологии он намечает

несколько векторов движения.

Первый вектор – движение от понимания тела в качестве физического

организма к идее телесности. Напомним, что телесность Босса

распространяется практически на всю человеческую действительность,

пронизывает его ментальную и эмоциональную жизнь и начисто исключает

дуализм души и тела.

Второй вектор – от понятия психики к человеческому бытию-в-мире.

Основная идея Босса заключается в том, чтобы, наконец, отказаться от

традиционного представления психики как в виде некоей изолированной капсулы

с некоторыми ментальными и аффективными свойствами. Окончательно разрубить

Гордиев узел соотношения физического и психического единственно возможным

для Босса путем – рассматривать психические феномены как проявления

человеческой открытости миру и бытия-в-мире.

Третий вектор — движение от концепта сознания к фундаментальной

открытости человеческого существования. В противоположность Фрейду Босс

утверждает, что, на самом деле, нет никакой структуры сознания. (Речь идет

не только о традиционной Фрейдовской конструкции с Эго, Суперэго и Ид, но и

о всех ее возможных модификациях.) Меняется центр активности, он переходит

от человека к самим вещам, к бытию. В концепции Босса, также как Хайдеггера

и их древнегреческих коллег понятие Эго отсутствует вообще. Субъектом, если

можно так выразиться, становится само Бытие. В этом смысле сознание – есть

феномен открытости человека феноменам, которые ему встречаются

(открываются).

Четвертый вектор – от психического бессознательного к фундаментальной

«сокрытости». Данный вектор очень близок к тому, который обсуждался ранее.

В этом смысле, то, что по Фрейду было бессознательным, выступает закрытым

(сокрытым) для принимающего пространства открытости, каковым по Боссу и

является человек. Оно просто исчезает из человеческого мира.

Пятый вектор – от понятия влечения к человеческой возможности

специфическим образом относиться к окружающему миру. Босс подробно

разбирает само понятие влечения, его исторически корни, этиологию и

демонстрирует изначальную механистичность этого понятия. Вначале понятие

влечения использовалось в гидравлике, затем в органической химии. Из

истории становится понятным, откуда берет истоки гомеостатическая модель

психики у Фрейда. Критикуя явную ограниченность и несостоятельность этой

модели, Босс предлагает акцентировать внимание на специфике нашего

отношения к феноменам окружающего мира и к самому миру в целом. Именно в

этой специфике, в нашей особой настроенности на мир заключена сущность тех

явлений, которые традиционно принято называть влечениями.

Шестой вектор - от психических инстанций (агентов) к экзистенциальному

пониманию человеческих способов поведения. Под психическими инстанциями

подразумеваются, прежде всего, Я, Оно, и Сверх-Я Фрейда, потому что Босс

противопоставляет себя в первую очередь Фрейду. Пафос Босса заключается в

основном, в том, что в феноменах той человеческой реальности, которую

принято называть психической, действует не тот или иной агент (Я, Оно, и

Сверх-Я), а действует само Бытие, выражая себя, если можно так выразиться в

специфических для каждого конкретного человека формах его поведения.

Поэтому и путь к пониманию конкретного человеческого поведения лежит через

понимание его мира и его специфического отношения к своему миру, к вещам,

которые ему в этом мире встречаются.

Седьмой вектор – от эмпатии к постижению того, как люди

непосредственно понимают друг друга. Босс говорит о том, что понимание

между людьми происходит мгновенно, и для того, чтобы оно произошло ненужно

никакого специального вчувствования. Понимание людьми друг друга есть

изначальное условие их бытия, и связано с их открытостью по отношению друг

к другу. На то, как люди понимают друг друга оказывает влияние их

настроенность в каждый конкретный момент времени, а также преобладающий

характер их настроенности в целом.

Последний, восьмой вектор - от психических причин и психодинамики к

пониманию мотивационных контекстов. Босс отвергает каузальное объяснение

человеческого поведения и дает его объяснение (в терминах Босса вернее было

бы сказать высвечивание) через смысловые контексты отношения человека к

возможностям своего бытия-в-мире. Способность постигать значение и смысл

встречающихся (открывающихся) феноменов – исключительная прерогатива

человека, радикально отличающая его бытие от бытия других существ. Сама

психодинамика как таковая для Босса невозможна, как невозможна базовая для

любой психодинамики структурная модель психики. Понимание человеческой

мотивации для Босса лежит в измерении значимости того, что для нас важно в

мире. Из разной значимости разных вещей складываются определенные

мотивационные контексты, через которые только и возможно понимание

направленности и смысла человеческого поведения. Любая психологическая

теория, - пишет Босс, - которая переводит мотив и мотивационный контекст в

психодинамику и каузальные связи, нарушает само основание человеческого

бытия (Boss 1979, pp.127-158).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32