Экзистенциальный анализ. История, теория и методология практики

Человек, согласно Боссу, больше всего чувствует себя человеком как раз

тогда, когда он перестает осознавать свою физическую телесность. Тем не

менее, когда человек забывает о своем теле, он не перестает быть телесным.

Все проявления человеческой жизни телесны. Взгляды, представления и

визуализации так же телесны, как и непосредственные касания, поскольку и в

этих случаях мы имеем дело с цветом, запахом, вкусом и текстурой

поверхности. Все, что мы видим так называемым внутренним взором, также

телесно. Даже самые абстрактные математические мысли пронизаны нашей

телесностью.

Для того, чтобы понять суть человеческой телесности, мы должны

разграничить ее с телесностью неживых физических объектов. Подобное

разделение можно провести с двух стартовых точек. Первая касается

предельных границ нашей телесности и телесности физических объектов. Вторая

представляет собой фундаментальное различие местоположений (способов

занимания места) человеческой экзистенции и неживых материальных объектов.

Если рассматривать человеческое тело как физический объект, его

границы будут заканчиваться кожей. В то же время неоспоримый факт состоит в

том, что где бы мы ни находились, мы всегда находимся в определенных

отношениях с чем-то за пределами нашей кожи. Следует ли из этого, что мы

всегда находимся вне нашего физического тела? Такое предположение также

вводит нас в заблуждение. Босс говорит, что в этом случае мы будем

смешивать феномены Dasein и телесности человека. Мы никогда не сможем

постичь феномен телесности, если будем рассматривать его отдельно от мира.

Различия этих двух типов телесности человека и неживого объекта, прежде

всего, не количественны, а качественны.

Хотя Босс и говорит о том, что феномены Dasein и телесности различны,

тем не менее, мы все равно можем обнаружить много общих черт. Это, прежде

всего, так называемая выдвинутость вперед, применительно к человеческой

телесности, нашедшая свое выражение в так называемом bodying forth. Наше

тело всегда как бы простирается дальше вперед и в пространственном и во

временном аспекте. Оно простирается к потенциальным способам бытия, в

которых мы существуем и которые конституируют нашу экзистенцию в каждый

конкретный момент времени. «Границы моего тела совпадают с границами моей

открытости миру» – говорит Босс. Поэтому телесные феномены должны

пониматься в контексте меняющихся отношений с миром.

В качестве примера Босс приводит иллюстрации из случая Регулы Цюрхер.

Регула заходит в кафе со своим другом и заводит разговор о летнем отдыхе.

При этом она принимает расслабленную позу в кресле, как будто бы уже

находится на пляже на Канарских островах, в то время как ее глаза и уши

настроены на окружающую обстановку кафе. Таким образом, неверно было бы

сказать, что Регула пересекла океан лишь в своих мыслях, согласно концепции

Босса, она сделала это также телесно, как целостное человеческое существо.

Под каким бы углом мы ни рассматривали человеческую телесность, мы

всегда обнаруживаем, что выдвинутость вперед (bodying forth) предшествует

восприятию и действующей экзистенции. Действительно, – говорит Босс,

человеческая телесность феноменологически вторична, хотя наши чувства

говорят нам о ее первичности.

Босс акцентирует свое внимание на разнице в границах восприятия наших

органов чувств и тем, что лежит в самой основе способности их

функционирования. Например, мое ухо не может слышать что-либо за тысячу

километров отсюда, но моя «слышимость» может, мой глаз не может видеть

того, что произойдет здесь через месяц, а мое зрение может.

Следующий момент, как уже указывалось ранее, касается различий

телесности человека и неживых объектов относительно занимаемого ими места.

Это различие заключается в нашем отношении к «здесь» и «там». «В любой

данный момент времени» – пишет Босс, - мое «здесь» определено бытием вещей,

для которых я открыт. Я есть открытое время-пространство и существую,

встречая вещи там, где они есть» (Boss, 1979, р.105). Бытие-здесь вещей

кардинальным образом отличается, поскольку в любой данный момент времени

они ни для кого и не для чего не открыты.

Границы моей телесности совпадают с границами моей открытости миру.

Следствием этого является то, что наша открытость позволяет нам продвинуть

границы нашей телесности. А в той мере, в какой мы остаемся закрытыми - в

той же мере наша телесность сужается. Проще говоря, открытость расширяет

наше жизненное пространство и сферу присутствия в мире, а закрытость сужает

(Boss 1979, pp.100-105).

Человеческая событийность в совместном мире (бытие-вместе).

Босс категорически отвергает всякого рода солипсизм. Люди всегда

сосуществуют или пребывают с другими людьми в том же мире. Их общая

открытость миру позволяет одним и тем же феноменам высвечиваться одними и

теми же способами для всех людей. Существование человека никогда не частно,

кроме патологических случаев; это всегда разделение[12] мира друг с другом.

Хорошая отправная точка для обсуждения человеческой со-бытийности –

это феномен одиночества. По мнению Босса сам феномен одиночества невозможен

как таковой без наличия феномена совместности. Одиночество всегда указывает

вперед себя на некоторую совместность, событийность. Фундаментальная черта

экзистенциальной событийности человеческих существ заключается в том, что

они совместно поддерживают открытость мира. Это проявляется в совместных

способах восприятия и ответа на то, что встречается людям в их общем

жизненном пространстве. Однако эта событийность в совместном мире вовсе не

тоже, что коллективное присутствие индивидуальных субъектов, которых можно

представить в виде физических объектов занимающих определенную часть

пространства.

Именно благодаря этой нашей фундаментальной событийности как

изначального условия нашего бытия, мы способны мгновенно понимать друга. В

противном случае, - говорит Босс, мы могли бы только наблюдать попытку

совмещения индивидуальных инкапсулированных психических образов. Однако в

феномене совместного человеческого поведения нет места диалогу об

эндопсихическом материале.

Фактическая действительность заключается в том, что когда мы видим

людей вместе, они предстают нам в единстве своего отношения к объектам

мира, который они разделяют. Причем речь идет не только о физических

объектах. Люди способны непосредственно постигать других людей без всякой

гипотетической эмпатии, а просто на основании того факта, что все мы

существа одного и того же вида. Вида, который существует в едином понимании

своего отношения к одним и тем же феноменам. Феноменам, которые все мы

высвечиваем через свою открытость миру. Именно благодаря этой

фундаментальной связности всех людей друг с другом мы способно понимать

друг друга мгновенно, без всякой эмпатии.

Босс уверен, что понимание человеческого существования как

событийности в совместном мире может оказаться полезным не только в

медицине, но, практически везде, где имеют место человеческие

взаимоотношения и взаимодействия, в частности в социологии. Со своей

стороны мы можем отметить, что это очевидное положение Босса-Хайдеггера

действительно позволяет по-новому взглянуть на казавшиеся ранее трудно

постижимыми феномены человеческого бытия, традиционно избегаемыми

естественными науками. Например, такие как экстраординарные способности,

пиковые переживания (peak experience) визуализация, сны и т.д.

Кроме того, необходимо отметить, что подобный подход к человеческой

действительности гораздо более гуманен, нежели естественнонаучный, который

по определению не может не быть по отношению к человеку индифферентным,

ведь человек в этом случае всего лишь один из множества объектов

исследования, хотя и несравненно более сложный, чем многие другие. В

совместном бытии воздействие на другого человека не может быть

односторонним, воздействуя на другого, я всегда воздействую и на себя

самого. Более того, в совместном бытии мы не есть нечто разное, в этом

экзистенциале мы одно целое. Уже одно понимание этого факта способно

изменить наше отношение к другим людям (Boss 1979, pp. 105-109).

Настрой, настроенность

Это чрезвычайно важный экзистенциал, объясняющий, почему наша

открытость миру расширяется и сужается, и почему время от времени она

высвечивает различные феномены. То, что осознает человек, то, на что он

реагирует, зависит от его настроения в данный момент времени. Если человек

тревожен, его Dasein созвучен угрозам и опасностям. Если человек счастлив,

его существование созвучно миру радостных взаимоотношений и смыслов. Если

настроение меняется от надежды к разочарованию, ясность мира меркнет и

открытость сужается. Способ пребывания в мире постоянно созвучен тому или

иному настроению. Настроения сами по себе суть экзистенциалы. В тоже время

они являются потенциальными возможностями, врожденными по отношению к любой

человеческой экзистенции. Наше отношение, настроенность – не в коем случае

не психологические характеристики нашего состояния. Воспользовавшись

любимой метафорой Медарда Босса о свете и высвечивании, мы можем говорить о

том, что в зависимости от нашей настроенности меняется яркость и

интенсивность, а также направленность светового луча, высвечивающего вещи,

следовательно от нашего настроя напрямую зависит быть или не быть тем или

иным вещам и как, каким образом им быть. В этом смысле настроенность Босса

имеет не психологический, а онтологический статус.

Что же понимается под настроем или настроенностью? Границы нашего

восприятия и реагирования всегда зависят от нашего настроя или настроения.

Если мы находимся в тревожном настроении, то мы будем воспринимать то, что

сообразуется с нашей тревогой. Если мы одиноки, мы будем воспринимать то,

что резонирует с нашим одиночеством. В хорошем настроении мы будем

воспринимать одни вещи, в плохом – другие. Нельзя быть ни в каком настрое

или настроенности. И даже, если у нас ощущение пустоты, нет никаких чувств

и эмоций - это тоже настрой. Настрой определяет то, как мы относимся друг к

другу. Это важно и для понимания невроза, потому что люди, страдающие

неврозом – это люди с ограниченным, суженным спектром настроения. Данный

факт является чрезвычайно важным для Dasein аналитически ориентированной

психотерапии.

Поскольку человеческая экзистенция изначально является открытостью и

«ясным просветом понимания», она всегда тем или иным образом настроена.

Причем настроенность не есть следствие каких-либо событий внешней или

внутренней жизни человека, все наши диспозиции или настроения даны нам

изначально как экзистенциальные возможности, и как таковые всегда

составляют нашу экзистенцию.

Например, даже радостное настроение, в котором Регула Цюрхер

встретила своего друга (любимого), не было вызвано самой встречей. Она

могла быть радостной только потому, что сама возможность быть радостной в

качестве духовной настроенности всегда принадлежала ей как человеческому

существу. Поскольку ее радостное настроение уже существовало как

изначальный потенциал ее бытия, он не нуждается в том, чтобы быть вызванным

или произведенным. В неожиданной встрече эта возможность просто

осуществилась. (Boss, 1979, р.110).

Но для того, чтобы изначальная возможность бытия-радостной (радостным)

могла осуществиться, отношения человека к миру должны быть свободными и

достаточно открытыми. Настроенность человека не исчерпывается его

диспозициями и установками, она тесно связана со всей аффективно-

эмоциональной сферой жизнедеятельности человека. То, что мы называем

эмоциями, чувствами, аффектами, состояниями по Боссу есть конкретные

способы, в которых наша воспринимающая открытость может быть узкой,

нарушенной и даже закрытой. Босс дает несколько описаний аффективных

состояний человека с экзистенциальной точки зрения.

Например, он описывает Любовь как особого рода настроенность, при

которой человек открыт для реализации возможности бытия-вместе, которая в

свою очередь открывает человеку гораздо больше возможностей, чем его

одиночное бытие. Другое важнейшее базовое состояние человека - это

радостная ясность (joyous serenity). Это состояние, которое позволяет

человеку «в ярком свете» видеть значения тех вещей, которые ему

встречаются. Радостная ясность открывает человеческое бытие самым широким

образом, являясь вместе с любовью конститутивными аспектами счастья.

Другое базовое состояние – это тревожность. В этом случае

настроенность характеризуется одновременно открытостью и ограниченностью.

Данное ограничение связано, прежде всего, с угрозой потери возможности

удержания связи с каким-либо другим значимым бытием. Например, тревожность

матери связана со страхом не за свою собственную жизнь, а за жизнь ее

детей. Ее экзистенция настолько тесно соединена с экзистенцией ее ребенка,

что деструкция этого бытия-вместе означает для нее деструкцию ее

собственного бытия.

Оппозиция радостной ясности и тревожности наиболее ярко проявляется в

отношении к смерти. Если в состоянии тревожности человек видит смерть как

невозможность более здесь-бытия, погружение в пугающую пустоту небытия, то

радостная ясность воспринимает это уже не как пустоту, а скорее как

предельную полноту, из которой собственно и выходит само бытие. Радостная

ясность не боится смерти.

Босс также дает весьма интересные описания других эмоциональных

состояний, например таких как печаль, способная дать человеку ценные

инсайты о конечности его бытия. Истинная печаль (которую важно не путать с

депрессивными состояниями), - это настрой, который возникает, когда рушатся

некие значимые для нас отношения к каким–то ценимым объектам. Однако сам

объект при этом не исчезает, не разрушается, не теряется. Разрушаются

именно отношения. И печаль есть форма субъективного приближения к объекту,

удержания его, она не позволяет ему удалиться, не позволяет отстраниться от

него.

Гнев и ненависть, сужают принимающую открытость человека и тем самым

ограничивают его возможности. Гнев характеризуется специфическими

пространственными ощущениями. Мы говорим про то, что в гневе человек

находится вне себя. Он выходит из себя. В случае гнева все наше

существование на какой-то период времени фокусируется, определяется и

направляется этим настроем.

Настроенность тесно связана с телесностью. Не случайно такое состояние

как печаль может сопровождаться телесной болью, не имеющей причин,

связанных с физическим воздействием. Каждая конкретная настроенность – это

специфический способ бытия воспринимающей открытости нашего существования.

Преобладающая настроенность – есть специфическое условие нашей открытости

для восприятия и вообще «имения дела» со всем, что встречается нам на нашем

пути, т.е. с объектами, другими людьми и с самим собой (Boss 1979, pp.109-

114).

Историчность человеческой экзистенции

Этот экзистенциал Босса довольно редко встречается в литературе,

возможно, именно поэтому стоит обратить на него пристальное внимание. Босс

говорит о том, что вне зависимости осознает это человек или нет, он всегда

существует в традиции и истории. Самым непосредственным образом в этом

процессе участвует человеческая память. Именно она конституирует эту

фундаментальную характеристику человеческого бытия. Сохранение, либо

несохранение отдельного феномена как случившегося есть онтическое

проявление онтологической способности человеческой историчности, т.е.

возможности жить бытием своего мира в темпоральном эк-стазе (во временной

выдвинутости) прошлого. Именно историчность, согласно Боссу, есть та черта,

которая отличает человека от других существ.

Человеческая экзистенция исторична. Это ярко проявляется в так

называемой жизненной истории человека. Экзистенция человека на протяжении

всей его жизни от рождения до смерти постоянно расширяется. Причем если

смерть – реальный предел человеческой жизни, она принадлежит самой жизни

подобно тому, как границы принадлежат государству.

Тему историчности, в настоящее время, в приложении к

психотерапевтической практике разрабатывает один из ближайших

последователей Медарда Босса – Алойс Хиклин (Hicklin, 1988, р. 131-139).

Относительно историчности для Хиклина центральными являются следующие

моменты:

1. Мы не должны генерализовать прошлое и устанавливать характер

взаимоотношения с прошлым пациента. Лишь в этом случае мы сможем

осознать, где конкретно пациент находится, и оказать ему помощь в

осознании важности его настоящего существования, несмотря на видимую

важность прошлого.

2. Историчность пациента должна рассматриваться с точки зрения свободы и

ответственности. Жизненная история пациента эксплицируется исключительно

с этой целью. Если эта работа не будет проделана, пациенты снова будут

привносить деструктивные модели прошлого в свое настоящее.

Хиклин говорит, что в любом «здесь и сейчас» презентируют себя

«исторические манеры отношения пациента с миром», т.е. прошлое, которое

живет в настоящем. Хиклин описывает две общие тенденции жизненных курсов, с

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32