Япония. XX век

·     стимулируется музыкальное восприятие

·     расширяется диапазон знакомства с образцами, эталонами мирового и национального искусства и закладываются основы его правильного с точки зрения законов эстетики понимания

·     развиваются навыки общей аудиовизуальной культуры и способности к пониманию ее современных средств и языка.

Литература

        Массовая культура, средства массовой коммуникации (масукоми) – телевидение, радио, кино, газеты, бестселлеры – факторы, существенно влияющие на жизнь современных людей, их психологию, причем роль этих факторов возрастает. В таком контексте возникает «массовый характер», а в литературе – «массовый читатель».

        Читателю в истории японской литературы традиционно отводилась значительная роль: он должен мгновенно улавливать цепь ассоциаций, задуманных писателем или поэтом, разбираться в сложной системе канонизированных образов, знать японскую и китайскую философию, историю, мифологию – словом, быть моносири – «знающим, обладающим знанием вещей». Комментарии, неотъемлемая часть классического текста, также были адресованы читателю, создавая дополнительный смысл, раскрывая в подробностях детали произведения, воссоздавая аллюзии. Канонические жанры Японии, существующие и сегодня, при строгой клишированности, формальности допускают и самую широкую для читателя свободу интерпретаций. Для личности читателя характерно просветленное отношение к произведению и соучастие в творческом акте. Кроме того, читая, например, антологии, в которых были собраны наиболее выдающиеся произведения, иногда за несколько веков, он проходил школу высокого вкуса.

        В современной литературе главную роль играют бестселлеры. А наибольшее внимание читателя привлекают темы (по убывающей): «любовь и смерть», «смех», «образование», «Япония и японцы», «страх», «традиции», «молодежь», «неуверенность в себе», «старость».

        Все, что «трогает сердца», всегда было популярно среди японцев, художественный эффект достигается в таких произведениях глубоким проникновением в сферу человеческих чувств. В этом – влияние традиции национальной поэзии, драмы, прозы, сильной и в настоящее время; японская классическая поэзия – это почти целая лирика чувств.

        Но восприятие литературы не всегда одинаково и это связано с разнообразными вопросами взаимоотношений внутри социальных, профессиональных групп, классов. Объединение индивидуальностей в массы происходит опосредовано через группы.

При объединении индивидуальностей (дзико) в группы (сюдан) происходит некоторая деперсонализация, то есть наступает состояние отчужденности от самого себя, как бы потеря чувства собственной личности. На следующем уровне – объединения групп в массы (тайсю) – деперсонализация еще более повышается за счет потери некоторых индивидуальных черт и приобретения новых, чисто массовых. Индивидуальные литературные вкусы и пристрастия могут быть поглощены массовыми склонностями, которые более устойчивы, анонимны и носят всеобщий характер.

Термин «массы» носит тройственный характер, содержит внутреннее противоречие: массы могут означать «народ» («минсю») с положительным оттенком, «тайсю» – собственно «массы» с нейтральным оттенком или в случае «толпа» («гун») – с отрицательным.

Характерные черты массы, стихийно выбирающей наиболее адекватные ее нынешнему состоянию книги, бестселлеры – это 1) множественность, 2) анонимность, 3) недостаточность взаимодействия между отдельными членами, 4) структурность.

В группе японец чувствует себя увереннее, чем в одиночестве, его «вписанность» в традицию органичнее, литературные вкусы устойчивее; группа сама формирует склонность к тем или иным литературным формам, жанрам, темам, а в конечном итоге определяет культурные и психологические черты характера. Многими исследователями отмечалось  неумение и нежелание японцев принимать индивидуальные решения, полагаясь в этом главным образом на суждение группы.

Говоря о читателе, исследователе создают определенный его образ – образ «идеального или информированного читателя», являющегося компетентным носителем языка, в совершенстве владеющего семантическим знанием лексических рядов, символики, ассоциаций, идиом и т. д., обладающего литературным вкусом. Автор, создавая литературный текст, рассчитывает именно на такого читателя, однако может быть бесконечное число отступлений от образа « идеального читателя», причем и сам этот образ претерпевает существенную эволюцию: читателю предъявляются все новые требования.

Предполагается, что массовая культура или литература воздействует на внешний, обращенный вовне, сравнительно узкий уровень сознания японцев, тогда как произведения классической литературы, принадлежащие тысячелетней традиции, – на более глубокие и широкие, индивидуальные и закрытые уровни сознания.

Творчество и копирование

Если бросить взгляд на духовную историю Японии, станет очевидным, что в ней напрасно искать великие философские системы, которые базируясь на познании законов природы, привели бы к основополагающим научным выводам о вселенной, к тому, «что сохраняет ее изнутри». Философские системы, опирающиеся на научно-критическое мышление здесь так и не появились. Вместо этого можно обнаружить своего рода философию морали, носящую, как правило, прагматический характер. Однако даже она возникла не в Японии, а в Китае, а оттуда была заимствована, так же как и многие другие духовные ценности, например буддизм, который в своей китаизированной форме проник в Японию главным образом через Корею, конфуцианство, письменность, искусство и многое другое.

На протяжении всех фаз развития духовной истории японцы не оформили свои мысли в философские системы, предпочитая выражать их в конкретных литературных произведениях. С незапамятных времен больших высот достигло искусство стихосложения. Оно как бы взяло на себя функцию философии, но литераторы от этого еще не становились философами. Правда, время от времени появлялись философы-дилетанты. Склонность ко всему эмоциональному, часто сентиментальному, к чувственно-конкретному была всегда сильнее, чем тяга к логике, абстракции и систематизации.

Мир внешних явлений считался издавна чем-то абсолютным. В центре внимания находилась не некая абстрактная идея, а то, что можно было воспринимать чувствами, и это нередко подмечалось и с удивительной точностью воспроизводилось в литературе или в других видах искусства весьма обстоятельно, часто, однако, предельно сжать и сдержанно, как, например, в рисунках гуашью или в поэзии жанра хайку (хокку):

К вечернему ветру

прильнули цветки белых роз.

Или:

        Солнце садится,

        Над скошенным конопляником

        путешествует дождь

                                      (Масаока Сики)

Эти художественные описания доставляют истинное наслаждение свое чувственностью и конкретностью. За ними стоит природа во всей своей целостности и гармонии. И природа хочет, чтобы ее рассматривали так, как она сама себя показывает, то есть во всем ее многообразии и изменчивости. За этим воспринимаемым органами чувств окружающим миром нет ничего. Стоя на такой принципиальной позиции, японцы в своих стремлениях создать какие-либо философские системы или разработать теории с их дальнейшей перепроверкой путем научных экспериментов, казалось, были обречены на неудачу.

Однако, не подлежит сомнению, что в научном мышлении и его техническом претворении в жизнь Япония уже в конце XVI века добилась значительных успехов, что подтверждается документами.

На протяжении веков Япония старательно училась, а заодно усиленно подражала, вызывая большое недовольство тех, кому подражала. Но другого выхода у нее не было: с середины прошлого столетия ей противостояли не особенно дружески настроенные индустриальные страны. Учитывая это, европеец не вправе осуждать японца и отрицать его способность к творчеству.

Тем более, что если копируется, то лишь то, что вызывает восхищение и копировать – вовсе не означает обезьянничать. Последнее также имело и имеет место и выражается, в частности, в строгом соблюдении традиционных регламентаций, что ведет подчас к бесплодности и закоснелости. Но копирование, которое предполагает глубокое проникновение в суть копируемого, когда эта суть сливается с собственной сутью, с точки зрения этики вполне оправдано. Лишь овладев искусством мастера до мельчайших деталей ученик способен добавить к этому что-то свое.

Взаимоотношения

Одним из самых известных японских слов на Западе является слово «сэнсэй». Оно является одним из слов, характеризующих социальную структуру общества Японии.

«Сэнсэй» – человек, у которого чему-нибудь учатся. Дети в школе так обращаются к учителю, студенты – к доценту и даже пациенты – к врачу. Слово «сэнсэй» означает «ранее родившийся», то есть «старший», стоящий над человеком и его необходимо почитать. При этом «старший» необязательно должен быть старше по возрасту, но должен принадлежать к вышестоящей в социальном отношении группе. Сэнсэй – уважаемый человек и останется для ученика таким на всю жизнь, даже если ученик займет положение, равное положению сэнсэя, или превзойдет его в своей служебной карьере. Он всегда останется по отношению к своему сэнсэю морально зависимым, по крайней мере в глазах сэнсэя. Это иногда приводит к конфликтам.

Если начальником над старшими по возрасту назначен младший, гармония нарушается и атмосфера становится неспокойной. Это распространяется на все области жизни, в том числе на науку.

Приобретение квалификаций, докторских степеней и т. п. не служит в японских университетах обязательной предпосылкой для назначения на должность, поэтому обращение к кому-нибудь по званию отсутствует, как в общественной, так и в частной жизни. Обращения «сэнсэй» в сочетании с именем или без него в любом случае достаточно.

Если кто-то повысился по службе до должности начальника, от него не требуется никаких особых специальных знаний. Он лишь должен уметь устанавливать и поддерживать тесные личные контакты со своими подчиненными, сохранять с ними духовную близость. В других местах земного шара прилагают подчас немало усилий, чтобы добиться аналогичных отношений.

Служебное «продвижение» на основе личных заслуг подвергается большим ограничениям. Конечно, полностью личные достижения не игнорируются, но право голоса как в политике, так и в экономике имеют старшие по возрасту, однако и они не наделены властью в прямом смысле этого слова.

Хотя такая система и представляется весьма иерархической, исполнительная власть почти никогда не сосредотачивается в руках одного человека. Однако, согласно традиции, приличия должны быть соблюдены, если даже роль «старшего» сводится лишь к тому, чтобы поставить печать на документе. Но важнее, чем проштампованный документ, до сих пор в Японии является устная договоренность.

Принятие решения осуществляется здесь, как правило, снизу вверх. Правда, толчок хотя бы для виду часто следует сверху, однако окончательное решение принимается только после убедительных аргументов снизу. На первый взгляд подобная система кажется несколько запутанной, тяжеловесной и нерациональной. Но это отнюдь не так, ибо эта налаженная мини-система хорошо вписывается во всеобщую систему норм поведения и потому, с одной стороны, она не тормозит принятия решений, а с другой – побуждает каждого человека к активным действиям, даже если он остается анонимным. Так уж повелось, что отдельное лицо менее всего ориентировано на собственное «Я», а больше на группу, к которой он принадлежит и с которой себя отождествляет

Вся система отношений «учитель»–«ученик», «отец»–«сын» показывает, что японское общество организовано по вертикали, а не по горизонтали. В этой иерархии каждый занимает свое определенное место так, что ему не приходится задаваться вопросом, кто стоит над ним. Человек включен в жесткую схему норм и правил поведения, обучиться которым ему не составляет никакого труда, ибо с первого дня своей жизни он постоянно видит перед своими глазами пример взрослых.

Религия

Религия  и по сей день занимает заметное место в жизни как японского общества в целом, так и его индивидуальных членов. Многочисленные обряды, являющиеся обязательным элементом повседневной жизни японцев, связаны по своему происхождению с религией, а отправление их практически немыслимо вне рамок культовых учреждений или по крайней мере без участия служителей культа. Вместе с тем сам характер японского общества с его социальным неравенством, бессилием людей перед неумолимыми законами рыночной экономики, жестокой конкуренцией, неуверенностью в завтрашнем дне создает благодатную питательную среду не только для сохранения устойчивых религиозных предрассудков в сознании людей, но и для воспроизводства религиозной идеологии в новых формах, отражающих процесс ее активного приспособления к меняющимся условиям жизни.

Синто – национальная религия японского народа. Японцы в массе своей воспринимают синто не как религию, а как обычай или, лучше сказать, как нечто составляющее неразрывную часть их собственного окружения, среды, в которой они живут и  действуют. Иными словами, в их представлениях синто связывается с чувством принадлежности ко всему японскому.

Синто сложился в древности на базе примитивных религиозных представлений японского народа.

Примитивный синто был порожден обожествлением природы. Японцы поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха перед непостижимыми и грозными стихийными силами, а из чувства благодарности к природе за то, что, несмотря на внезапные вспышки своего необузданного гнева, она чаще бывает ласковой и щедрой.

Именно синтоистская вера воспитала в японцах чуткость у природе, умение наслаждаться ее бесконечной переменчивостью, радоваться ее многоликой красоте.

Синто не требует от верующего ежедневных молитв – достаточно лишь присутствия на храмовых праздниках и приношений за исполнение обрядов. В быту же исповедующие синто проявляют себя лишь религиозным отношением к чистоте. Поскольку грязь отождествляется у них со злом, очищение служит основой всех обрядов.

Сложившийся первоначально как культ земледельческой общины, синто развивался на базе активного взаимодействия с заимствованиями из материковой Азии – буддизмом, религиозным даосизмом и конфуцианством. В частности, догмы синто, его обрядность формировались на основе синтеза с буддизмом и космогонической концепцией позитивного и негативного начал (инь–ян), составляющей важную часть религии даосизма.

Но несмотря на столь высокую степень, какой достиг синто-буддистский синкретизм, синто  сохранил свой оригинальный характер как национальной религии, отличающей его и от буддизма, и от других иностранных заимствований. Идеологи японского национализма неизменно ссылаются на это обстоятельство как на одно из проявлений необычайной мощи национального духа, способного не только выстоять перед любым чужеземным влиянием, не только преодолеть его, но в конечном счете японизировать  чужеземные заимствования, превратив их в составную часть собственной традиции.

В наши дни судя по некоторым данным статистики получается, что число верующих в стране вдвое превышает численность населения. Это означает, что каждый японец причисляет себя и к синтоистам и к буддистам.

Это можно объяснить своеобразным разделением труда. Синто оставил за собой все радостные события в человеческой жизни, уступив буддизму события печальные. Если рождение ребенка или свадьба отмечаются синтоистскими церемониями, то похороны и поминания предков проводятся по буддистским обрядам.

На фоне религиозной терпимости, издавна присущей японцам, проповедники христианства предстали в весьма неприглядном виде. Сама идея о том, что обрести спасение и обеспечить себе загробную жизнь в человеческом образе можно лишь взамен за отказ от всякой другой религии в пользу учения Иисуса Христа, – сама эта идея казалась японцам торгашеской и унизительной. Но может быть опять-таки из-за терпимости японцев, христианство постепенно обрело своих приверженцев, так и не заняв главенствующего места в жизни японского общества.

Заключение

«Всему свое место» – эти слова можно назвать девизом японцев, ключом к пониманию их многих положительных и отрицательных сторон. Девиз этот воплощает в себе, во-первых, своеобразную теорию относительности применительно к морали; а во-вторых, утверждает субординацию как незыблемый, абсолютный закон семейной и общественной жизни.

Вместо того, чтобы делить поступки на правильные и неправильные, японец оценивает их как подобающие и неподобающие: «Всему свое место».

Концепция подобающего места требует: не берись не за свое дело. Это лишает людей самостоятельности во множестве практических мелочей, из которых складывается повседневная жизнь.

Знай свое место; веди себя как подобает; делай что тебе положено – вот неписаные правила, регулирующие жизнь и поведение японцев.

Список используемой литературы

1. Берндт Ю. «Лики Японии»; М.; 1988 г.

2. Овчинников В. «Ветка сакуры»; М.; 1988 г.

3. «Япония: культура и общество в эпоху НТР»; М.; 1985 г .

4. «Япония. Проблемы НТР»; М.; 1986 г.

Страницы: 1, 2